Мередит Маран - Зачем мы пишем. Известные писатели о своей профессии

Я написал план будущей книги, назвав ее «Идеальный шторм». Книга о рыбацком судне, затонувшем во время сильного шторма у Глостера – города, в котором я жил. Я вручил план своему агенту и уехал в Боснию. Для себя я решил так: если мой агент продаст идею книги, то я сочту, что успел прибежать к базе и стал лучшим игроком в бейсбол; если не продаст – я стану военным корреспондентом. Поэтому я спокойно полетел в Вену и сел там на поезд, идущий в Загреб. Причем никакого задания у меня не было. Я просто присоединился к группе независимых журналистов. Идея была очень простая: спрыгнешь с обрыва – научишься летать.

Я очутился сразу в центре невероятных мировых событий. У меня было немного сэкономленных денег, жил я скромно, в компании с другими независимыми репортерами; мы все делали сообща, а расходы делили. В Загребе хорошая еда, великолепная местность, очень красивые женщины, и в войне все было ясно: кто прав, а кто нет. Лучше и быть не может, когда тебе тридцать.

Я начал записывать радиорепортажи – тридцатисекундные голосовые отрывки для различных радиосетей. Мне ничего не платили, но это были настоящие доклады с места событий. Писал множество статей, б о льшая часть которых так и осталась неопубликованной. Одну напечатали в Christian Science Monitor.

Однажды, это был уже 1994 год, один из парней, с которыми я вместе жил, побежал за мной с криком: «Эй, послушай, тебе факс пришел». Факс оказался от моего агента. Жаль, я его не сохранил. Там было написано: «Продал твою книгу, надо вернуться домой». Я даже расстроился – совсем не хотел уезжать. Но агент выторговал мне аванс в тридцать пять тысяч долларов, поэтому, конечно, я вернулся. На самом деле ту книгу я написал бы и за десять баксов.

На работу над ней ушло три года. Я жил в неотапливаемом летнем домике родителей на Кейп-Код. Продолжал заниматься деревьями, потому что понимал необходимость запасного плана.

В журналистике есть четкая грань между фактами и вымыслом. К соблюдению ее я отношусь очень серьезно. Журналист не имеет права на вымысел, он не изобретает сюжета и не придумывает диалогов – он точно описывает все как есть.

На середине работы над «Идеальным штормом» я столкнулся с ужасающей дилеммой. Я писал книгу о пропавшем судне. Но как только рыбацкое судно отошло от берега, я потерял нить. Что писать о судне, которое неизвестно где? В чем действие? О чем люди говорят друг с другом? Каково умирать на корабле в шторм? Посреди повествования образовалась огромная дыра, и я не мог заполнить ее вымыслом.

Все, что я знал о работе писателя, пришло от чтения хороших работ других авторов – Тобиаса Вулффа, Питера Маттисена, Джона Макфи, Ричарда Престона. Кстати, Престон столкнулся с такой же проблемой в «Горячей зоне». Его главный герой умирает, отсюда возникают дыры в повествовании. Престон заполняет их, используя конструкции с вводными словами, указывающими на невысокую степень достоверности: «Мы не знаем, но возможно, он и сказал это… пожалуй, он так и поступил… У нас есть определенные сведения, что у него была температура выше сорока градусов, вот почему он мог и чувствовать это…»

Для меня это был выход: предложить читателям возможные варианты сценария и не врать. Оставаясь честным по отношению к фактологическому материалу, я просто рассмотрю вероятные ситуации, что безусловно соответствовало всем правилам журналистики. Поэтому я разыскал суда, пережившие шторм, и начал изучать их переговоры по радиосвязи. Теперь я мог написать: «Мы не ведаем, что случилось с моими ребятами на том судне, но знаем, что происходило на этом корабле». Я взял интервью у парня, пережившего подобную ситуацию на тонущем судне. Он рассказал мне, что, по его мнению, могло происходить с экипажем «Андреа Гейл», а я с его слов пересказал это читателю. Я заполнил пустоту, не нарушая правил и не прибегая к фантазии. Решение возникшей проблемы стало для меня очень значимым делом.

«Идеальный шторм» вышел весной 1997 года. Издатель возлагал на нее определенные надежды, но никто не представлял, что будет такой большой успех. Книга держалась в списках бестселлеров в течение трех или четырех лет, какое-то время она занимала первую строчку. Студия Warner Bros. купила за приличные деньги сценарий, сделанный на ее основе. Создалось ощущение, будто передо мной были распахнуты все двери. На самом деле – не более чем фантазия писателя.

Я очень гордился своей книгой, но переход от частного лица к личности, находящейся в центре всеобщего внимания, был весьма мучительным. Я боялся публичных выступлений, но мне пришлось участвовать в туре по поддержке книги, говорить каждый день, иногда перед тысячами людей. Кажется, я был тогда совершенно окаменевшим.

У средств массовой информации есть эта странная черта. Если они решают, что ты им нравишься, они рисуют нереалистичный портрет, которому никто не может соответствовать. Мой рост – полтора метра, и люди, которых я встречал, постоянно говорили: «Я думал, ты под два метра». Что в моей книге есть такого, что делало меня высоким? Развернувшаяся суета вокруг меня лишь увеличила во мне чувство неуверенности. Из-за этого я много занимался болезненным самоанализом. Я чувствовал, что внутренне съеживаюсь. Каждый день я чувствовал себя жалким. Лучше так и не стало.

Все ожидали от меня второй книги, но я не совершил этой ошибки и не стал писать сразу. Я вернулся к репортажам для журналов, ездил в Косово, Либерию, Кашмир, Афганистан, Нигерию, Чад и другие места. Писал о реальных событиях порой с безнадежным исходом. Мы, журналисты, делали свое дело, привлекая тем самым внимание всего мира, что потенциально могло спасти многие жизни. Мне посчастливилось работать рядом с очень опытными репортерами, но если я писал о Сьерре-Леоне в гламурный журнал Vanity Fair, то моя статья чаще привлекала внимание из-за моей популярности как автора известной книги.

Я приехал в Сараево в 1993 году с группой независимых журналистов, чтобы освещать происходящие там страшные события. За три недели я прошел путь от официанта до военного корреспондента. Ничто не сравнится с чувством, которое испытываешь, когда впервые видишь напечатанным свое имя.

К тому времени, как достигаешь уровня автора, чье имя красуется в списках Times, литературная работа становится просто частью бизнеса. Есть превосходные, умнейшие книги, никогда не попадающие в никакие списки, и есть полнейший мусор, всегда в них присутствующий. Это знает любой писатель. Ни для кого не секрет, что ни твое присутствие в списках, ни время, которое ты там продержался, не являются полным отражением качества твоей работы.