Дэвид Борнштейн - Как изменить мир. Социальное предпринимательство и сила новых идей

«Да, я стала кричать, – вспоминает она. – И когда этот парень вышел, он спросил: “Кто вы?” Я была в своем медсестринском халате и сказала: “Я пришла сюда, чтобы поговорить с вами. Я хочу знать, почему вы делаете это? Ведь если вы воюете с нами, вы должны воевать только с взрослыми”».

В тот же день десятки молодых людей, в том числе Самуэль, были отпущены на свободу. «Нам пришлось везти его прямо в больницу, – говорит Кхоса. – Ребят в участке били до крови. Он еще долго на себя не был похож».

Когда я поинтересовался у Кхосы, почему она была так уверена, что за подобный разговор с начальником полицейского участка ей ничего не сделают, она ответила: «Почему я была уверена, что меня не убьют? В тот момент это для меня было совершенно не важно. Такой уж я человек. Даже если я буду одна, то смогу найти способ сдвинуть то, что, как думают многие, никогда не сдвинется».

Когда у Кхосы родилась идея о том, чтобы обучать молодых людей уходу на дому, она стала встречаться с врачами, медсестрами и социальными работниками, стараясь заручиться их поддержкой. Затем начались поиски организации, которая занималась бы обучением такому уходу, но они не увенчались успехом. Тогда Вероника решила попробовать приспособить к потребностям жителей Мамелоди учебную программу южноафриканского Совета медсестринства. Она сама разработала шестимесячный курс, в рамках которого разъяснялось, как выявлять симптомы того или иного заболевания, обмывать тело лежачего больного мокрой губкой, делать точечный массаж, перевязывать раны, обрабатывать язвы во рту и пролежни, ставить катетер и держать мочеприемник, как при помощи лекарств облегчать боль. Вероника встречалась с заведующими домов престарелых, туберкулезных диспансеров и детских садов, стараясь договориться об интернатуре для слушателей своего курса.

Затем Вероника набрала 27 слушателей для своего курса, в том числе тех самых работниц секс-индустрии, студентов, изучавших медсестринское дело, и младших медсестер, которые желали овладеть новыми навыками. Ей дали разрешение проводить занятия в заброшенном сарае в Мамелоди. Те из слушателей, которые могли это себе позволить, платили Веронике небольшие деньги, чтобы она могла покрывать свои расходы.

Изначально Кхоса хотела получить ответ на основной вопрос: насколько велики масштабы проблемы, которой она и слушатели ее курса собиралась заняться? Этого никто не знал.

Кхоса подготовила специальный опросник и поручила своим ученикам, медсестрам и социальным работникам из Мамелоди провести анкетирование семей. В течение года, начиная с марта 1994 г., они посетили 2000 домов в Западном Мамелоди и выявили 1000 людей с хроническими заболеваниями, 427 из которых были прикованы к постели или инвалидной коляске. У большинства из них хронические заболевания развились вследствие инсульта, ограниченности физических возможностей или «неустановленной болезни». Слово «СПИД» вслух никем не произносилось.

Одним из вопросов анкеты был следующий: «Кто остается с вами днем?»

Некоторые из больных отвечали: «Я заперт в спальне пять дней в неделю, потому что все работают» или «Первый человек, который открывает дверь, – мой ребенок, который приходит из школы в два часа дня».

Кхоса планировала сосредоточиться прежде всего на тех, за кем абсолютно не ухаживают и кого необходимо регулярно обмывать, переворачивать, перевязывать, кормить, делать массаж и облегчать боль. Семь человек из ее целевой группы были больны СПИДом, все они были молоды. Их оказалось меньше, чем предполагала Вероника, но такое положение дел сохранялось недолго. В провинции Гаутенг, к которой относится Претория, с населением от 8 до 10 млн человек, в период с 1994 по 1996 г. уровень инфицированности ВИЧ вырос с 6 до 20%2.

Когда Кхоса увидела, насколько серьезна ситуация в Мамелоди, она задумалась над тем, чем же она занимается, работая в Центре профилактики СПИДа? «Я спросила себя: “Я нахожусь здесь ради самой себя или ради своих пациентов?” Мы обрабатывали анализы, среди них было много положительных, а больницы просто не принимали этих людей. Я не могла спокойно смотреть на то, как они умирают, запертые в своих домах, отвергнутые своими родственниками и близкими. Я решила уйти со своей работы и кричать: “Вот где проблема!”, даже если для этого придется взбираться на крыши».

В марте 1995 г. Кхоса (к тому моменту она была в разводе и уже успела стать бабушкой), живущая в стране с огромным уровнем безработицы, добровольно уволилась со своей работы в муниципальном Центре, согласилась на урезанную пенсию, отложила половину выходного пособия в размере 30 000 рандов (около $8300) на личные нужды и пустила вторую половину на нужды ухода за больными на дому в Мамелоди. В конечном итоге она, конечно, потратила на это и все свои сбережения. Через месяц в жестяном сарае на незанятом земельном участке в Мамелоди открылся центр по уходу на дому Tateni («tateni» на языке нгуни означает привязанность к ребенку, который только-только начинает ходить).

«На самом деле я не планировала открывать никакого центра, – вспоминает Кхоса. – Это была эмоциональная реакция на все те проблемы, с которыми я столкнулась. Я сказала себе: “Я могу что-то сделать. Я могу помочь. Людей нельзя оставлять на произвол судьбы, чтобы они умирали, как собаки”».

Пять лет спустя офис Tateni переехал в маленькое здание в отдаленном районе Мамелоди. Помещения разделили перегородками из гофрированной жести, украсили плакатами на медицинские темы. Поставили письменные столы, провели телефоны, не было только компьютеров. Арендная плата была невысокой, ведь район, где находилось здание, относился к числу небезопасных. Кхоса вскоре обнаружила, что практически все, что представляет хоть какую-то ценность, – вентиляторы, чайник, нагревательная плитка, овощи из сада – куда-то быстро исчезают. «Люди не крадут все это, – говорит Кхоса, смеясь. – Они просто берут».

Как-то я сопровождал Еву Шибамбо, молодую женщину, и Эфодию Нгвако, до выхода на пенсию работавшую медсестрой, во время их визитов к пациентам. Был чудесный октябрьский день, на небе не было ни облачка. Мамелоди с его жилищами, выстроенными строго по прямым линиям, на фоне колючей проволоки и лишенных растительности холмов выглядел как военная база в Неваде.

Первый пациент, которого мы посетили, Питер, жил со своей женой и сыном в крошечной лачуге из гофрированной жести, которая была ненамного больше газетного киоска. Внутри было душно, в воздухе ощущался запах керосина. Вокруг кровати, на которой в темноте ничком лежал истощенный мужчина, были нагромождены одежда, мебель и кухонная утварь. Ева быстро заварила чай и помогла Питеру поднять голову, чтобы он попил. Питер тяжело вздохнул и сказал, что со вчерашнего дня у него нет еды. «Когда я голоден, – прошептал он, тяжело глотая чай, – мне становится хуже».