Тим Леберехт - Бизнес в стиле romantic. Отдавай все, не считаясь ни с чем, чтобы создать нечто более великое, чем ты сам

Мы, бизнес-романтики, не только развиваем себя, чтобы стать более уязвимыми, но и постоянно ищем слабые точки у тех, с кем мы работаем. Мы не заинтересованы в их «лайках», мы хотим знать, что они любят по-настоящему. Мы убеждены, что вкусы, эстетика, совместный «культурный капитал» в терминологии социолога Пьера Бурдье {219} – это важное требование при найме людей на работу. Именно поэтому с недавних пор я прошу соискателей заполнить опросник Пруста только для того, чтобы больше узнать о личности человека, выходящей за рамки выверенной биографии и отполированного резюме. Опросник Пруста получил свое название благодаря французскому писателю Марселю Прусту, который в молодости заполнил такую анкету в альбоме своего друга. В нее входят такие вопросы, как «ваши любимые литературные героини», «ваши любимые качества в мужчине / в женщине», «добродетели», «поэты», «ваше представление о счастье/несчастье» и другие личные вопросы, касающиеся эстетических предпочтений. В 1993 году журнал Vanity Fair стал публиковать этот опросник на последней странице.

Меня удивило, как много я узнавал о потенциальных коллегах после использования опросника Пруста. Некоторые соискатели пытались обмануть опросник, показаться слишком умными или хитрыми, но в большинстве случаев ты легко отличаешь фальшивый тон от настоящей страсти. Какова ваша личная версия опросника Пруста? Какова ваша библия хорошего вкуса? Что любят ваши коллеги? Сделайте это обязательным знанием и покажите им свои результаты.

Не бывает любви без уязвимости. Начиная свою речь в Кеньон-колледже, писатель Джонатан Франзен указал, что современная жизнь приспособлена в первую очередь для «лайкабельности», что он считает «масскультурной подменой любви» {220}. Ставить «лайки» гораздо легче, чем любить. Для «лайка» надо нажать всего лишь одну кнопку в фейсбуке. Осталось только добежать до торгового центра, купить там что-нибудь красивое, и мы получим очередную порцию «лайков». Если «лайк» – это система контроля, то любовь – это полная потеря контроля. Мы подвергаем себя риску, страдаем, открываем наши самые глубокие раны и мечты окружающему миру и стремимся сделать из этого нечто прекрасное.

Роберт Керби, литературный агент, живущий в Лондоне, рассказал мне, что хотя он легко пользуется словом «любовь» у себя в офисе, но ощущает, что оно является запретным на деловых встречах.

«Для того чтобы меня воспринимали в бизнесе, я должен структурировать свои мысли таким образом, чтобы они звучали серьезно. Это подразумевает статистику и точность. Меньше вдохновения, больше двухмерности».

Как могут подтвердить многие из нас, попробуйте показать или задеть чувства на совещании, и ваши коллеги поймут это как слабость, которой можно воспользоваться. Признайтесь в неведении или ошибке, представьте дурацкую идею, рожденную под воздействием минутного импульса, и вы рискуете быть высмеянным за то, что «не думаете головой». В углу кабинета, у кулера с водой, на совете директоров, в общем зале собраний: смущение ждет тех, кто попробует романтически решать проблемы бизнеса. Но почему мы все так запуганы этим смущением? «Смущение иногда хороший признак», – заметил автор-исполнитель Эндрю Берд, говоря о сочинении песен о любви. «Оно может означать, что вы раскрыли нечто подлинное» {221}. Бизнес-романтики покрываются мурашками, краснеют.

«Мы должны уйти от образа бизнесмена или главы компании, который накаляет атмосферу, вносит в нее соревновательный элемент и от него исходит постоянная психологическая угроза, основанная на страхе», – утверждает Керби.

Иногда в самые тупые моменты глупых совещаний, когда кто-то из участников выпаливает список проблем или начинает серию нападений, в голове у романтика могут крутиться клипы из миллиона разных фильмов: «А что, если я вдруг заплачу? Разрыдаюсь в голос? Расскажу им о своей тайной любви? Это разрушит меня? Или обезоружит их?» В такие моменты у нас есть два варианта: мы можем отключиться или, наоборот, включиться со всей душой. Если мы отключаемся, то запираем все свои личные желания и медленно убиваем надежду на возникновение радости от работы. Каждый раз, когда мы отключаемся, небольшая часть нашей любви умирает. А если мы делаем себя уязвимыми, то мы, конечно, рискуем всем. Мы привносим всю палитру своих эмоций и выплескиваем их прямо здесь и сейчас.

Когда в следующий раз кто-то отпустит неподобающую реплику на совещании, покажите, как затронуты ваши чувства (да, используйте именно такие слова). Когда вы узнаете, что кто-то сказал о вас что-то неприятное у вас за спиной, задайте вопрос. Признайте вашу собственную уязвимость, вместо того чтобы ворчать.

Будучи романтиками, мы должны следить за нашей вовлеченностью в работу на середине пути. Мы можем представить себя матросами, пересекающими океан, или членами команды, рискующими своей шкурой. Романтики знают, что прелести жизни доступны только тогда, когда мы творим историю вместе с кем-то, кто крупнее нас. Это легко, если работа или карьера приносят нам полное удовлетворение. Но это может быть чертовски сложно, когда середина пути превращается в засасывающее болото. Романтик встречает эту проблему с избытком внимания, уязвимости, вовлеченности. Авангардный композитор Джон Кейдж когда-то сказал:

«Если что-то скучно в течение двух минут, попробуй делать это четыре. Если по-прежнему скучно – попробуй восемь. Затем шестнадцать. Затем тридцать две. Постепенно ты обнаружишь, что это совсем не скучно» {222}.

Вовлеченность в скучное дело, в службу, в обживание пространства между автономностью и преданностью и, прежде всего, вовлеченность в работу. На две минуты, на четыре, на восемь, шестнадцать, тридцать две… На всю жизнь.

С каждым новым сезоном телесериала «Безумцы» на американские телеэкраны возвращается чувство ностальгии по шестидесятым годам. Безумство «Безумцев» доставляет нам особое удовольствие. Такие персонажи, как Дон Дрейпер, придают сфере рекламы определенную сакральность. В то же время обитатели Мэдисон-авеню никогда нам не наскучивают и не становятся ханжами, ведь их жизнь столь же хаотична, как и вся та эпоха.

Конфликт между моралью и аморальностью, стабильностью и неуверенностью, поверхностностью и глубиной – это и есть основа романтики. Если романтиков можно описать одним словом, то это слово «конфликт». Мы скучаем по тем временам, когда работа могла стать защитой от безумия остального мира, но в то же время мы счастливы, когда эта защита рушится и открывает разломы классового, гендерного и расового неравенства, показывая нам «шарм безумной жизни» {223}. Сам Дон Дрейпер, описывая эти противоречия, цитирует стихи Фрэнка О’Хары: «Разве мы все не спокойно ждем, пока катастрофа нашей личности снова покажется прекрасной?» {224}