Джаред Коэн - Новый цифровой мир

В Румынии власти умышленно лишают примерно 2,2 млн этнических цыган тех возможностей, которые есть у остального населения страны. Эта политика проявляется в раздельном обучении и экономических притеснениях в виде дискриминации при приеме на работу и отсутствия равного доступа к медицинским услугам (не говоря уже о социальном клейме). Трудно сказать хоть что-то об уровне проникновения мобильной связи и интернета среди цыган: многие из них не указывают при опросах свою национальность из страха наказания. Однако когда они освоят виртуальное пространство, то найдут способы улучшить свое положение. Возможно, когда-нибудь в будущем цыгане даже задумают создать свое виртуальное государство.

Все эти потенциальные возможности будут блокированы, если румынское правительство решит распространить свою политику дискриминации цыган на интернет. Технологическое давление может принимать различные формы в зависимости от возможностей влияния государства и степени его желания причинять страдания свои жертвам. Если от всех граждан потребуют зарегистрировать свои устройства и IP-адреса (во многих странах уже регистрируют мобильные телефоны и компьютеры) или будут вести реестры «людей-невидимок», то с помощью этих данных румынское правительство легко сможет блокировать доступ цыган к новостям, информации из-за рубежа и платформам, важным с экономической или социальной точки зрения. У пользователей будет или пропадать доступ к их персональным страницам в социальных сетях или услугам онлайн-банкинга и появляться сообщение об ошибке, или практически до нуля падать скорость соединения. Власти могут воспользоваться своим контролем над телекоммуникационной инфраструктурой страны и начать разрывать разговоры по мобильному телефону, глушить телефонную связь в определенных районах или время от времени прерывать соединение пользователей-цыган с интернетом. Возможно, даже договорятся с розничными дистрибьюторами и, действуя через посредников, организуют продажи цыганам неисправных или напичканных ошибками и троянами ноутбуков и смартфонов, чтобы впоследствии установить на них вредоносные программы.

Вместо того чтобы систематически прерывать доступ в интернет (такая тактика может привлечь нежелательное внимание), румынскому правительству было бы достаточно делать это эпизодически: настолько часто для того, чтобы это раздражало целевую группу, но с такими перерывами, чтобы отрицать наличие злого умысла. Конечно, цыгане смогут найти техническую возможность получить хотя бы базовый доступ к сети, но все же блокада окажется вполне действенной и нанесет им серьезный ущерб, ведь эпизодически доступный интернет – не то же самое, что полноценно работающий. Если такие действия будут практиковаться на протяжении достаточно долгого времени, они могут превратиться в политику виртуального апартеида, когда для различных групп в обществе будут установлены разные ограничения на использование мобильной связи и интернета.

Меньшинств, находящихся в «электронной» изоляции, будет становиться все больше, поскольку власти, с одной стороны, в этом заинтересованы, а с другой – у них есть для создания такой изоляции вся необходимая информация. Инициативы такого рода изначально могут быть реализованы в очень мягкой форме и даже пользоваться поддержкой в обществе, но со временем, после смены власти, способны ужесточаться и приобретать репрессивный характер. Представьте, что ультраортодоксальные религиозные деятели Израиля лоббируют формирование рекомендательного списка проверенных сайтов, своего рода «кошерного интернета», и их просьба удовлетворяется: создание такого отдельного сегмента сети ничем не отличается от списка «безопасных» сайтов для детей [41]. Если после этого ультраортодоксы выиграют выборы и получат контроль над правительством, их первым решением может стать превращение всего израильского интернета в «кошерный». И тогда у них появится возможность еще больше ограничить доступ к сети всем меньшинствам страны.

Такая запретительная политика чревата тем, что ставит представителей меньшинств в положение крайней уязвимости, иногда буквально сокращая их жизнь. Ограниченный доступ к мобильной связи и интернету может быть предвестником физического преследования или силовых акций со стороны государства, а кроме того, лишает его жертв возможности сообщить об опасности и зафиксировать факты причинения вреда. Скоро будет считаться, что если что-то произошло вне медийного пространства, то этого как бы и не было вовсе.

В странах, где меньшинства ущемляются в правах, могут возникнуть явные или негласные договоренности, в рамках которых государство обеспечивает качественной связью только в обмен на согласие предоставлять требуемую информацию и подчиняться правилам. Тем, кто сотрудничает с властями, будут предоставлены более совершенные устройства, более быстрое соединение, шире выбор доступных сайтов и лучшая защита от виртуального преследования. Какой-нибудь житель Саудовской Аравии, представитель шиитского меньшинства, художник и отец шестерых детей, не имеющий никакого желания становиться информатором спецслужб или подписывать обязательство не участвовать в политических движениях, в конечном счете может все же решить, что сотрудничество с властями имеет смысл: это означает более надежный доход для него или возможности дать более качественное образование его детям. Вообще стратегия привлечения на свою сторону представителей непокорных меньшинств возникла одновременно с самим понятием государства в его нынешнем виде, но для нашей цифровой эпохи характерна именно такая ее реинкарнация.

Ни один из этих механизмов – удаление контента и ограничение доступа – не будет прерогативой государства. Техническая возможность организовать виртуальную дискриминацию независимо от правительства есть у различных заинтересованных в этом группировок и даже отдельных индивидуумов. И первый в мире виртуальный геноцид может быть проведен не властями, а бандой фанатиков. Мы уже говорили о том, что экстремистские организации по мере приобретения нужных технических навыков будут все активнее переходить к деструктивной онлайн-деятельности, и часто это станет аналогом преследования жертв в реальном мире. То же касается и фанатиков-одиночек. Легко представить себе, как ненавидящий мусульман активист, хорошо разбирающийся в информационных технологиях, устраивает «охоту» на сайты, онлайн-платформы и электронные СМИ местной мусульманской общины, причиняя им серьезный ущерб. Это не что иное, как виртуальный аналог травли в реальном мире, когда у жертв отнимают дома, громят лавки, стреляют из-за угла. А если преступник обладает исключительно высокой квалификацией, он сможет ограничить доступ мусульман в интернет, дистанционно отключая определенные маршрутизаторы, глуша сигналы сотовой связи в мусульманских районах или создавая компьютерные вирусы, способные отрезать их от сети.