Рэнди Тараборелли - Хилтоны. Прошлое и настоящее знаменитой американской династии

– Ну, когда люди задают мне вопросы, а я на них отвечаю, то я называю это интервью, – заявила Жа-Жа.

В самом деле, на протяжении последних трех десятков лет она была гвоздем телевизионных ток-шоу, оживленно обсуждая с Мэри Гриффин и Джеком Паром, Стивом Алленом и Джонни Карсоном свою жизнь и время, порой нарочито сгущая краски, чтобы рассмешить зрителей. Жа-Жа была дерзкой, своевольной и бесшабашной; неистребимый венгерский акцент и незаурядная красота привлекали слушателей не меньше, чем ее острый язычок.

– Но помните, что на этот раз вы будете говорить под присягой, – напомнил ей Майрон.

– Ради бога, Майрон! Вы же меня знаете: я всегда говорю правду.

Спустя три дня, в четверг 14 июня Жа-Жа в модном жакете свободного покроя в ярком восточном стиле, разрисованном золотыми и красными полосами, и в туфлях под стать ему, с гордо поднятой головой стремительно прошла мимо стойки регистрации отеля «Беверли-Хиллз», делая вид, что не замечает устремленных на нее взоров. Однако на деле она обожала привлекать к себе внимание, что удавалось ей без малейшего труда. В шестьдесят два года она была еще очень красива. Безупречная кожа сияла здоровым блеском, окрашенные в пепельно-светлый оттенок волосы были уложены в пышную прическу. Ее холодные решительные глаза скрывали огромные очки от солнца, какие носят знаменитости. Походка была решительной и целеустремленной, казалось, ничто не может ее остановить. Впрочем, это доказывала сама история ее жизни.

Почти сорок лет назад она прибыла в Америку на пароходе «Президент Грант», битком набитом такими же беженцами из Венгрии, как и она сама. И уже тогда она точно знала, чего хочет от жизни: успеха, счастья, богатства… так называемой американской мечты во всем ее красно-сине-белом сиянии. Она готова была пойти на многое, чтобы все это получить, даже выгодно выйти замуж – что она и делала несколько раз. Считая Конрада Хилтона, семь раз, чтобы быть точным. На данный момент.

Жа-Жа быстро шла по вестибюлю отеля «Беверли-Хиллз», и дробный перестук ее высоких каблуков разносился эхом. Она кивнула консьержу, который почтительно коснулся своей фуражки, затем по устланному красной ковровой дорожкой коридору быстро миновала знаменитый ресторан «Поло Лонж», вышла из высоких застекленных дверей в чудесный цветущий сад и направилась к ближайшему бунгало. Войдя в бунгало, где ей предстояло давать показания, она мгновенно перевоплотилась в актрису и принялась играть для присутствующей аудитории.

– Боже! Вы только взгляните на этих шикарных мужчин! – воскликнула она, величественно вплывая в комнату. Навстречу ей, широко улыбаясь, встали четверо юристов и судебный секретарь. – Обожаю общество шикарных мужчин! Впрочем, теперь это уже ни для кого не тайна.

– Жа-Жа, очень рад вас видеть, – сказал Майрон Харпол, выходя вперед.

Выпускник юридического факультета Гарвардского университета в безупречном темном костюме протянул ей руку, но она отвела ее в сторону и обняла его.

– Просто невероятно, Майрон, что мы с вами оказались именно здесь, не так ли? – сказала она, оглядывая помещение. – Ведь когда-то этот отель принадлежал моему Кони!

Золотые браслеты на ее запястьях позванивали при каждом взмахе ее выразительных рук.

– Но, дорогая моя, вы ошибаетесь, – поправил ее поверенный. – Он владел отелем «Беверли-Хилтон», а не «Беверли-Хиллз».

– А мне кажется, этот отель тоже принадлежал ему! – возразила она, насмешливо глядя на Майрона.

Тот терпеливо улыбнулся и отрицательно качнул головой.

– Впрочем, я не могу винить вас в том, что вы этого не знаете, – заметила она, небрежно взмахнув рукой. – Ему принадлежало столько отелей, что все их и не упомнишь!

Действительно, бывший муж Жа-Жа владел или управлял роскошными отелями по всему миру, большинство которых – например, его любимый знаменитый «Уолдорф-Астория» в Нью-Йорке – отличались не только великолепием убранства, но и исключительным обслуживанием гостей. Хилтон требовал, чтобы постояльцы его отелей обслуживались в высшей степени достойно. И как человек, и как профессионал своего дела он считал это вопросом чести. Поэтому любой отель Хилтона был выше всякой конкуренции, во всяком случае, когда это зависело от Конрада Хилтона.

Не успели Жа-Жа и Майрон закончить этот обмен репликами, как в бунгало вошел еще один адвокат, Ральф Наттер, представляющий интересы наследственного имущества Хилтона. Именно ему предстояло сегодня вести собеседование. Жа-Жа произнесла клятву говорить правду, и только правду, и слушание началось.

Первый вопрос касался рождения единственной дочери Жа-Жа Констанс Франчески, которую все называли просто Франческой. Жа-Жа порылась в своей большой кожаной сумке и извлекла копию свидетельства рождения Франчески от 10 марта 1947 года, выданного в Нью-Йорке.

– Как видите, дочь назвали в честь ее отца, – объясняла она, и секретарь старательно записывал каждое ее слово. – Отсюда и появилось это имя Констанс, от Конрада. – Затем она достала из сумки копию свидетельства о крещении. – И крестили ее в любимой церкви ее отца, – продолжала она. – В соборе Святого Патрика, 4 мая 1947 года.

– Следовательно, миссис О’Хара, сегодня вы подтверждаете, что Констанс Франческа Хилтон является родной дочерью Конрада Хилтона? – спросил Ральф Наттер, обращаясь к Жа-Жа по имени ее теперешнего мужа.

– Да, конечно, – быстро ответила Жа-Жа. Она была уже совершенно серьезна, отбросив всякую игривость. Речь шла о слишком важных вещах.

– Мистер Хилтон имел какие-либо причины сомневаться в этом?

Она чуть помедлила. Лицо ее на мгновение погрустнело, но затем снова приняло твердое выражение.

– Что именно вы хотите сказать? – спросила она, подняв брови.

– Я сформулирую вопрос иначе, – сказал Ральф Наттер. – Миссис О’Хара, у вас были основания полагать, что мистер Конрад Хилтон не считал Франческу Хилтон своей родной дочерью?

– Ну, мистер Хилтон был человеком довольно сложным, – уклончиво ответила Жа-Жа.

– Это не ответ на мой вопрос, – заметил Ральф Наттер.

Она остановила на нем взгляд, полный сдержанной ярости.

– Ответить на этот вопрос не так просто, – сказала она, оглянувшись на секретаря. Очевидно, ее нервировало, что ее ответы записываются.

Ральф Наттер вздохнул, собираясь с мыслями.

– О’кей, миссис О’Хара, – начал он снова, – значит, вы подтверждаете, что Конрад Хилтон считал Констанс Франческу Хилтон своей родной дочерью?

– Могу сказать только одно, – сказала Жа-Жа, – что Конрад Хилтон ни разу не задавал мне вопросов относительно отцовства.

– Вы в этом уверены?

– Да.

– Почему, миссис О’Хара? Почему вы так уверены?