Майкл Барбер - Приказано добиться результата. Как была обеспечена реализация реформ в сфере государственных услуг Великобритании

Кто знает, как все обернулось бы, будь тогдашнее правительство более компетентным. Но оно таким не было. После выборов 1992 г. Джон Мейджор [39]совершил ошибку, назначив Джона Паттена министром образования; реализация комплексной и трудной реформы превратилась в хаос [40]. Вместо того чтобы сначала в порядке эксперимента, а уже потом – после доработки – более широко вводить тесты по английскому языку для школьников в возрасте 14 лет, Паттен предложил идти напролом и ввести их сразу с мая 1993 г., утверждая, что за всю историю страны ни один из экзаменов не был подготовлен лучше. И вот уже шепотком прошелестело по стране слово «бойкот». В декабре 1992 г. исполком НСУ поддержал составленный мною проект резолюции с требованием права совещательного голоса для учителей английского языка, что облегчало бойкотирование этих тестов. Более 90 % проголосовали за мой проект. И вместо того чтобы способствовать внедрению принципа отчетности, я оказался – пусть и временно – в ситуации, когда вынужден был добиваться его отмены. Национальная ассоциация директоров школ (National Association of Schoolmasters) и Союз женщин-учителей (Union of Women Teachers) [41]в марте 1993 г. проголосовали за бойкотирование всех национальных тестов. Причина – чрезмерная рабочая нагрузка преподавателей. Правительство оставалось непреклонным, но безуспешно. В мае того же года разосланные по школам бандероли с экзаменационными билетами так и остались нераспакованными. Стратегия правительства с треском провалилась. И тогда Паттен принял верное решение. Он назначил сэра Рона Диринга на должность главного школьного инспектора для анализа всей общенациональной программы обучения и соответствующих тестов, что тот и сделал в ходе консультаций с учителями и прочими сторонами. При обсуждении этих вопросов во время проверок Диринга я часто выступал в роли адвоката всех шести учительских союзов.

Открытый и прагматичный до мозга костей Диринг упростил программу обучения и упразднил связанную с ней бюрократию, а также признал профессионализм учителей. Он заявил, что учителям следует доверять, но в ответ они должны принять принцип подотчетности, согласившись с тем, что «чем сильнее доверие, тем больше и подотчетность» [Barber, 1996a, p. 65]. Поскольку нагрузка уменьшилась, здравомыслие возобладало, и возникли интеллектуальные предпосылки для налаживания отношений между учителями и правительством; большинство преподавателей и союзов хотя и были не в восторге, но все же остались удовлетворены. Все союзы, кроме НСУ, отменили бойкот тестов в 1994 г. Позиция НСУ меня чрезвычайно огорчала. У меня появилась возможность реализовать то внезапно открывшееся мне стратегическое видение, которое возникло еще до того, как я услышал о Диринге, а Союз, на который я работал, занял ретроградскую позицию, вместо того чтобы возглавить движение вперед. К тому же у меня сильно осложнились отношения с генеральным секретарем Союза Дугом Макавойем в связи с сокращением штатов и другими вопросами.

В конце ноября 1993 г. я ушел из НСУ в Университет Киля – на должность профессора, а несколько недель спустя, кажется, в «Times», опубликовал статью, где откровенно рассказал об испытанных разочарованиях. Полагаю, что почти не преувеличил, написав, что НСУ скоро придется выбирать между подотчетностью и забвением. В любом случае, отныне я был свободен, и прекрасный человек – вице-канцлер [42]Университета Киля Брайан Фендер поощрял мою активную деятельность. Я без устали писал статьи в различные издания, пропагандируя подотчетность, агитируя за принятие принципов реформы, которые проводили консерваторы, но настаивая на большей последовательности и ясности в ее проведении, на большем равенстве и – что немаловажно – на достаточном финансировании в соответствии с масштабами задуманного. Я выступил на сотне конференций перед директорами школ – от Пула в Дорсете до Эмблсайда в Камбрии, – отстаивая свою позицию. В багажнике моей красной «Vaxhall Astra» лежали пять-шесть типовых текстов выступлений. Приезжая на место, я выбирал наиболее подходящую по теме титульную страницу и начинал речь, наилучшим образом соответствующую моменту. Вскоре у меня угнали машину, а заодно украли и тексты выступлений. Интересно, что вор с ними сделал? Правда, к тому времени я уже знал все свои речи наизусть.

Во время подготовки к одному из выступлений (на этот раз – в Шеффилде) я узнал о смерти лидера оппозиции Джона Смита. Через несколько недель мне позвонил молодой человек по имени Джеймс Пернелл, работавший на Тони Блэра. Он сказал, что пишет речь для Блэра на тему народного образования, которую тому предстоит произнести во время кампании, являвшейся частью его борьбы за лидерство в Лейбористской партии. И поскольку Пернелл был несведущ в вопросах образования, то подумал, не помогу ли я ему. Мы встретились, как принято, за чашкой кофе в Айлингтоне и вместе написали текст выступления. Это и стало одним из поворотных моментов в моей жизни.

Одержав победу и став лидером Лейбористской партии, буквально через несколько дней Тони Блэр сделал крутой поворот в политике, касающейся народного образования. Вступив в противоречие с Энн Тэйлор, пресс-секретарем по делам народного образования, которая досталась ему в наследство от Джона Смита, 26 июля 1994 г. Блэр объявил о том, что поддерживает статистические сравнительные таблицы (league tables) [43] и составляемые на их основе рейтинги школ Великобритании для сопоставления результатов экзаменов. Это стало первым недвусмысленным сигналом от Блэра, что при реформировании государственного сектора экономики, включая народное образование, он будет руководствоваться интересами не производителя, а потребителя. Лидер лейбористов, безоговорочно поддерживающий рейтинги частных школ, – это было внове.

В октябре того же года Блэр подготовил почву для радикальной революции в политике лейбористов в сфере образования, назначив своим пресс-секретарем по этим вопросам Дэвида Бланкетта. А Дэвид Милибанд стал у Блэра главой стратегического аппарата. К тому времени я знал Милибанда уже пару лет, потому что в 1992 г. вместе с Тимом Бригхаузом – в ту пору харизматичным профессором, а позднее не менее харизматическим лидером Службы народного образования в Бирмингеме (Birmingham’s Education Service) – мы написали брошюру об учителях для Института общественных политических исследований (Institute for Public Policy Research – IPPR) [44]. И вот теперь он организовал семинар для своего нового босса в комнате для совещаний Теневого кабинета в Вестминстере, пригласил Бланкетта, его политического советника и пресс-секретаря Конора Райана, чье тихое, но авторитетное влияние быстро сделало его незаменимым. Нас с Бригхаузом пригласили в качестве независимых экспертов, а мне было предложено подготовить доклад.