Эндрю Зерчер - Двенадцать ночей

Двое духов смотрели на нее. Ровные взгляды, участливые лица.

– Разъятие, – сказала она. – Это оно и есть? Это оно? Почему они так с ним поступают? Что им от этого? Что он им сделал?

– Да, – ответил Флип. – Разъятие. Так оно начинается.

– А комната, где мы находимся?

– Это Комната разъятий, здесь хранятся записи обо всех перемещениях и разъятиях. Здесь пишется своего рода неофициальная история величайших творческих умов человечества.

– Значит, самым лучшим творцам – всегда перемещение и разъятие? Как Орфею? – Кэй несколько секунд помолчала. – И поэтому Гадд… моего папу… за то, что он умный ? Я не понимаю. Почему вы это делаете?

– Я и сам это плохо понимаю, – ответил Вилли. – Когда я был клерком Переплетной, мы… в общем, тогда все было по-другому. В те дни мы перемещали только настоящих преступников – мужчин и женщин, чьи личные истории могли всерьез повредить кому-то. – Он вздохнул. – А порой и множеству людей. Но в те времена мы к такому крайнему средству, как разъятие, почти не прибегали. Гораздо лучше просто отправить преступника в копи…

– Вилли.

– В копи?

Кэй встрепенулась, вдруг опять вся превратилась в оголенный нерв.

– Река, – сказал Вилли, осадив себя после предостережения Флипа. Он махнул рукой в сторону задней двери, через которую вошла Кэй. – Она течет вниз – туда, где мы добывали драгоценные металлы и камни. Течет внутри горы.

– Там что-то вроде тюрьмы, – добавил Флип. – Только для самых худших. Для настоящих преступников – не просто врагов Гадда.

– А моя сестра? – спросила Кэй. Она не могла даже этого выговорить. Автор, Элл. Автор, Элоиза Д’Ос-Тойна.

– Вероятно, – ответил Флип. Он тоже не мог этого выговорить. – Вилли, мы ошиблись – насчет… ты слышал его?

– Я слышал его, – подтвердил Вилли. – Даже и не знаю, что сказать.

Кэй переводила взгляд с одного лица на другое, понимая, что оба духа колеблются между желанием объяснить ей все и обязанностью держать ее в неведении. Это колебание все больше досаждало ей и злило ее. Она подняла голову так высоко, как только могла.

– Я знаю, что одно дело вы, другое дело я. Я всего-навсего девочка. И я знаю, что я не мой папа. – Она смотрела на них жестким взглядом, силясь добиться, чтобы они увидели, как серьезно, остро, решительно она настроена. Она постаралась как можно сильней нахмурить лоб. – Но все равно вы должны мне объяснить, что происходит. Я слышала: Гадд сказал, что Элл автор, как я. Вы должны мне объяснить, что это значит. И вы ввели меня в заблуждение. Мне надо сделать так, чтобы Элл не разъяли. Я слышала, что́ он сказал. Двенадцать ночей. Мне надо прийти ей на выручку.

Время уходит.

Флип выразительно посмотрел на Вилли, открывшего было рот. Вилли уступил ему. Флип заговорил:

– Автором зовется тот, кто от рождения способен приобрести высочайшее мастерство в повествовании; это не могущество, но готовность вместить в себя могущество. Автор каким-то образом уже знает все истории, какие есть, – ему словно бы и не надо их сочинять, только припоминать. Это редкое качество: мы с Вилли не видели автора уже много-много лет. Настоящего. Это не значит, что их нет, – просто нам трудно узнать, где они. Они должны существовать; всегда существовали. Мы сами в прошлом были авторами. – Флип помолчал, глядя Кэй в глаза каким-то застенчивым, виноватым взглядом. – Все духи в прошлом были авторами. И в принципе мы можем находить новых авторов при помощи сюжетных досок, но на это нужно время, очень много времени – ведь в мире столько людей, столько сюжетов, на одну страну пришлось бы затратить века. Поэтому чаще всего в былые времена они просто возникали, словно бы случайно; и если мы о них узнавали, то лишь после их кончины. Порой великие авторы становились известны лишь спустя столетия после смерти. А при жизни мы до них не добираемся.

Флип умолк. Вилли вновь хотел что-то сказать, но Флип жестом показал ему, что не надо, и продолжил:

– Мы подумали… в приказе было написано, что дочь Эдварда Д’Оса – автор. Мы подумали, что это ты, потому что ты могла нас видеть.

– Но мы ошиблись, – вставил Вилли. – Это была Элоиза.

Кэй вдруг почувствовала, что источником ее надежд было самомнение, не имевшее под собой оснований. А теперь это самомнение сдулось, лопнуло, смялось, как спичечный коробок под подошвой Гадда. Его слова зазвучали у нее в голове: Она не заслуживает внимания. Мне безразлично, где и как вы от нее избавитесь. Она глотнула воздух, ее голова устало склонилась набок. Она перевела взгляд на ручку задней двери в форме увеличенного сюжетного камня.

– Значит, вы, – сказала она, – были авторами, а теперь вы это вы. – Ее руки, обычно столь выразительные, вяло повисли по бокам. – А я, получается, кто?

Лицо Вилли просветлело.

– Ты – мы еще не до конца разобрались, кто ты.

– Но как я ей сумею помочь, если я… если я не могу… не могу…

У Кэй не получалось договорить. Она сидела с пустым лицом.

– Сможешь, если я пойду с тобой, – сказал Вилли.

– Вилли, нет. Плохая идея. – Флип пересел к большому столу; вид у него был такой, словно на него взвалили тяжкую, непосильную ношу. – Гадд и Чертобес, раньше, снаружи – они говорили не только о разъятии. Они собираются созвать Тканьё на Двенадцатую ночь. Ты должен быть здесь.

Вилли отозвался без колебаний.

– Быть здесь мне нет никакого смысла, Тканьё или не Тканьё. Я давным-давно потерял нить и не собираюсь ничего с этим делать, Флип, ты прекрасно это знаешь. Если я смогу принести хоть какую-нибудь пользу – клянусь музами, я отправляюсь.

Флип опустил голову на ладони – не из-за отчаяния, подумалось Кэй, а из-за крайней сосредоточенности. Одна ладонь, высвободившись, немного потанцевала в воздухе, пальцы выхватывали ритмы, выуживали глубины, а голова при этом, по-прежнему склоненная, была неподвижна. Кэй знала, что он пытается выстроить сюжет.

– Ну, что? Что ты видишь? – Вилли подтащил стул, подсел к нему. – Нужна доска.

– Нет, – сказал Флип, поднимая голову, глядя оторопело. – Не в том дело. Что-то здесь не так. Похоже, мы основывались на неверной информации, похоже, Гадд лгал – но о чем? Не понимаю, для чего ему понадобилось разъять этого автора, причем в Двенадцатую ночь, когда мы все знаем… когда это Тканьё так важно. И эта выходка с колесом – как он смеет! Что за игру он ведет?

– Объясните – о чем это вы? Что это за Тканьё, кто в нем участвует?

– Тканьё – это великое собрание всех духов и фантомов, – ответил Вилли, и уже его пальцы заплясали по столу и по стулу, на котором он сидел. – Участвуют все – все духи до единого. Тканьё созывается только в чрезвычайных обстоятельствах, например, когда Достославное общество меняет старших помощников. Или при угрозе нападения. Или – так легенда говорит – когда мы коронуем царя. Чего мы ни разу не делали, потому-то это всего лишь легенда.