Питер Леранжис - Семь чудес и временной разлом

– Типа, как в игровом автомате «Прибить крота»! – заметил Марко.

– Что? – крикнул Караи.

– Не важно! – заорал в ответ Марко.

– Мы воспользуемся этим. – Караи достал из-под рубахи семь сверкающих металлических клиньев и рассыпал их на мокрой земле.

– Круто! – оценила Элоиза.

– Они выкованы в форме копади – по-атлантийски это означает «клин», – пояснил Караи. – Особый угол позволит относительно легко пронзить локули. Но помните – важно, чтобы удары были нанесены одновременно! Всеми нами!

Только я закончил пересказывать его слова друзьям, как из леса раздался жуткий вопль. Мы все повернулись к склону, прикрывая глаза от бушующей стихии. Из-за деревьев показался Массарим. Свой кинжал он держал у шеи заложника.

Калани.

Ее руки – руки Торквина – были связаны в запястьях, а рот закрывал платок. Бедро в том месте, где в него вонзился кинжал стражника, стягивал красный от крови жгут.

Пленница в теле Торквина, Калани смотрела на нас глазами матери, которая не нашла в себе сил сопротивляться родному сыну.

Массарим толкнул ее на поляну. После чего пнул, сильно и без тени сожаления, отчего она упала на землю.

– Итак, – крикнул он, – нас стало восемь!

Калани покатилась по склону. Я невольно отвел взгляд. Видеть тело Торквина в столь плачевном состоянии было больно. Знать, кто находился внутри, – невыносимо.

Она остановилась в нескольких футах от нас. Ее лицо исказилось в гримасе. Со жгута капала кровь. Элоиза без колебаний схватила локулус исцеления и подбежала к королеве. Прижав сферу к ноге Калани, она развязала ей руки и рот.

Я прижал к себе локулус языков.

– Спасибо… – прохрипела королева.

– Клянусь короной Калани, Массарим, с чего такая жестокость к простолюдину? – возмутился Ула’ар. – Он напал на тебя?

Массарим соскользнул по мокрому от дождя склону:

– Так-так, что ж, возможно, я все-таки не убью этого наглого деревенщину! Ты ввел меня в доброе расположение духа, отец. Ведь, насколько я вижу, ты собрал для меня все локули!

Король Ула’ар выпрямился:

– Я действительно собрал все локули, Массарим. Но не в угоду твоим планам.

Принц широким шагом подошел к нам и поставил ногу на локулус исцеления, вдавив его в рану Калани. Поморщившись, она воскликнула:

– Массарим, сын мой, пожалуйста…

– Слышали этот бред? – спросил Массарим. – Этот олух утверждает, будто он королева. А королева пропала. Не находите это совпадение странным?

– Пропала? – изумился Караи. – Это правда, отец?

Ула’ар выглядел растерянным:

– Я… Я не знаю.

Элоиза, Касс и Марко касались локулуса языков в моих руках. Они отлично понимали, о чем шла речь. Я почувствовал, как кровь отхлынула от моего лица.

Один и тот же предмет не может существовать в двойном экземпляре в одно и то же время.

Когда Ула’ар пришел через разлом из двадцать первого века, он просто заменил собой здешнего Ула’ара. Никто этого не заметил, да и неудивительно.

Но Калани-Торквин заменила Калани-Калани. Что, мягко говоря, трудно было упустить из виду.

– Что ты собираешься делать, отец? – спросил Массарим. – Почему уже какое-то время никто не видел королеву? Может, ты скормил ее этому животному в обличье человека, говорящему ее голосом?

– Зачем бы мне это делать? – рассердился Ула’ар.

Массарим пожал плечами:

– Твои действия – загадка для меня. Одну минуту ты мой союзник, в следующую – договариваешься с Караи вместе уничтожить локули. Какие мотивы, какая нечистая магия управляет Ула’аром? Неужели моему брату удалось заразить тебя своими безумными идеями о сохранении Атлантиды?

– Абсурд! – закричал Ула’ар.

– Остановись, сын мой! – взмолилась Калани.

Караи растерянно посмотрел на короля:

– Кто этот человек, отец? Почему он зовет Массарима своим сыном?

Небо расколол разряд молнии. Времени, чтобы объяснить Караи, кто такой Торквин, не было. Массарим его у нас украл.

– Забудьте о нем! – закричал я.

Караи покачал головой:

– Но… он ведет себя как-то…

Калани посмотрела на меня, и я впился в нее взглядом, пытаясь внушить ей свои мысли: «Подыграйте нам! Перестаньте звать его сыном! Они все равно не поймут, а вы все испортите!»

Земля опять содрогнулась. Элоиза выдернула у меня из рук локулус языков и бросилась к гептакиклосу. В другой руке она держала локулус исцеления, который сама же недавно принесла Калани.

Вернув их в чаши, она закричала:

– Давайте сделаем это – прямо сейчас!

Мы все подбежали к гептакиклосу. Все семь локули были на месте.

Песня гептакиклоса прогремела по всему углублению от склона до склона. Я почувствовал, как из разлома полился мощный поток энергии, он обернулся вокруг семи сфер, создав неразрывный круг силы и тайн, исцеления и добродетели. Мы повернулись к ним спиной, и свет забил из-под наших ног, он поднялся мне до колен, затем выше, по позвоночнику и еще выше, до белой отметины на затылке.

Дождь не унимался, но я чувствовал себя совершенно сухим. Марко поддался назад, прикрывая глаза от мощного сияния.

Точно стая птиц, они будут держаться друг друга, но двигаться вперед своим собственным путем.

– Хватайте копади – клинья! – закричал я. – Сейчас!

Мы всемером одновременно развернулись и схватили по ножу в форме лямбды.

– Отдайте их мне! – заорал Массарим.

Он бросился к нам, занеся над головой меч. Я услышал низкий гортанный вопль.

Обернувшись, я увидел, как Калани обхватывает толстыми руками Торквина ноги сына. Она с легкостью уронила его на землю и, встав, потащила за собой лицом по земле, пока он не потерял сознание. Затем, уже у самого склона, она перевернула его на спину и мягкими движениями вытерла ему лицо краем рубашки Торквина.

Видя, как Калани склонилась над сыном и поцеловала его в щеку, Ула’ар поднял руку:

– Подождите.

Подойдя к мокрой, съежившейся в огромный шар фигуре Торквина, король протянул ему свой копади.

– Ты Калани, моя любимая жена, – его голос дрожал, а по щекам текли слезы вперемешку с дождем. – Я не могу этого отрицать. Так же как я не могу вернуться в то время и место, откуда пришел. Я прожил там многие жизни, и с меня достаточно.

Калани шагнула к нему.

– Мой муж, мой добрый король, – сказала она. – Я останусь здесь со своим народом. Это я стала виной всему этому, и я должна ответить за это.

– Если ты останешься, ты лишишь этого человека, Торквина, чье тело сейчас занимаешь, его собственной жизни, – возразил Ула’ар, подходя к ней. – Он не просил такой судьбы. Идем.

Он вложил копади в большую мозолистую ладонь Виктора Рафаэля Квинонеса и нежно поцеловал его в щетинистую щеку:

– Мы еще встретимся.