Диана Джонс - Дом с характером

– Не знаю я, где тряпки! – в сердцах воскликнула Чармейн. – Какой сегодня день?!

– Сначала тряпки, – ответил Питер. – Чародей не отвечает на мои вопросы.

– Он же не знал, что ты здесь будешь, – фыркнула Чармейн. – Уже среда?

– Не понимаю, почему он этого не знал, – заявил Питер. – Он получил мое письмо. Спроси, где тряпки.

Чармейн вздохнула.

– Дедушка Вильям, – проговорила она. – Этот дурачок желает знать, где тряпки, скажите ему, пожалуйста.

Ласковый голос ответил:

– Представьте себе, душенька, я едва не забыл о тряпках. Они в ящике стола.

– Сегодня вторник, – сказал Питер и рывком выдвинул ящик, едва не стукнув им Чармейн прямо в живот. И сообщил, доставая оттуда кипы кухонных полотенец и тряпок: – Я точно знаю, что сегодня вторник, потому что отправился в дорогу в субботу и путь занял три дня. Довольна?

– Благодарю, – сказала Чармейн. – Так мило с твоей стороны. Значит, завтра мне, к сожалению, придется отлучиться в город. Возможно, на весь день.

– Как удачно, что я здесь и есть кому присмотреть за домом, правда? – сказал Питер. – Куда это ты собралась?

– Король, – сообщила Чармейн с большим достоинством, – попросил меня прийти помочь ему. Не веришь – прочитай.

Питер взял письмо и проглядел его.

– Ясно, – кивнул он. – Ты организовала все так, чтобы быть в двух местах одновременно. Остроумно. А раз так, будь добра, прекрати сидеть сложа руки и помоги мне перемыть всю посуду прямо сейчас, как только вода нагреется.

– С какой стати? Я ее не пачкала, – отозвалась Чармейн. Она сунула письмо в карман и встала. – Я пошла в сад.

– Я ее тоже не пачкал, – возразил Питер. – И это твой дедушка, а не мой разозлил кобольдов.

Чармейн молча метнулась мимо него в гостиную.

– Тоже мне приличное воспитание! – крикнул Питер ей вслед. – Ты просто лентяйка, вот ты кто!

Чармейн и ухом не повела и метнулась дальше, к входной двери. За ней увязалась Потеряшка, умильно путаясь под ногами, но Чармейн так злилась на Питера, что на Потеряшку уже не хватило сил.

– Вечно придирается! – бурчала она. – Как только ступил на порог, так и начал и не может уняться! Как будто у самого нет недостатков! – И она распахнула входную дверь.

И ахнула. Кобольды даром времени не теряли. Ни секундочки. Да, кусты они не состригли, потому что она им запретила, зато срезали все до единого розовые цветы и почти все бордовые и белые. Дорожка была устлана розовыми и лиловыми зонтиками гортензий, и было видно, что среди кустов лежит еще больше цветов. Чармейн издала яростный вопль и бросилась их подбирать.

– Лентяйка, значит?! – бормотала она, собирая головки гортензий в подол. – Ой, бедный, бедный дедушка Вильям! Какой кошмар. Он ведь любит, чтобы гортензии были разноцветные! Ох, мелкие пакостники!

Чармейн пошла к столу под окном кабинета, чтобы выгрузить цветы на него, и обнаружила у стены корзину. Она прихватила ее с собой, чтобы собрать гортензии, лежавшие среди кустов. Потеряшка прыгала вокруг, принюхивалась и пофыркивала, а Чармейн собирала срезанные головки, пока не набрала целую корзину. И не без яда посмеялась, когда обнаружила, что кобольды не очень-то разобрались, что считать синим, а что нет. Они оставили большинство бирюзовых и зеленоватых соцветий и некоторые сиреневые, а с одним кустом им, наверное, пришлось совсем туго, потому что каждый цветок в каждом зонтике был розовый в серединке и голубой по краям. Судя по множеству крошечных следов вокруг этого куста, кобольды устроили из-за него

митинг. В итоге половину цветов они состригли, а вторую половину оставили.

– Видали? Не так-то это просто, – вслух сказала Чармейн на тот случай, если кобольды спрятались где-то здесь и слышат ее. – А на самом деле это вандализм, и я надеюсь, что вам стыдно.

Она оттащила к столу последнюю корзину, повторяя про себя: «Вандалы. Безобразники. Мелкие противные твари!» Она надеялась, что хотя бы Ролло ее слышит.

У некоторых, самых крупных, соцветий были довольно длинные стебли, и Чармейн собрала из них большой розовый, лиловый и зеленовато-белый букет, а остальные рассыпала ровным слоем по столу, чтобы высушить на солнце. Она где-то читала, что если гортензии высушить, они сохраняют цвет, поэтому из них получаются хорошие зимние букеты. Дедушке Вильяму понравится, думала она.

– Вот видите, сидеть и читать очень даже полезно! – объявила она, ни к кому не обращаясь. Однако к этому времени она уже поняла, что пытается самоутвердиться в глазах всего мира – если не Питера, – потому что крайне возгордилась, когда получила письмо от короля.

– Ладно, – вздохнула она. – Пошли, Потеряшка.

Потеряшка вошла в дом вместе с Чармейн, но на пороге кухни задрожала и попятилась. Чармейн поняла, в чем дело, когда вошла в кухню и Питер посмотрел на нее поверх клубов пара из кастрюли. Он раздобыл где-то передник и расставил посуду на полу аккуратными стопками. И воззрился на Чармейн с праведным гневом.

– Тоже мне, кисейная барышня, – процедил он. – Просишь ее помочь помыть посуду, а она цветочки собирает!

– На самом деле нет, – ответила Чармейн. – Эти мерзкие кобольды состригли все розовые цветы!

– Правда? – сказал Питер. – Безобразие! Твой дедушка, наверное, очень расстроится, когда вернется. Положи цветы вон на то блюдо с яйцами.

Чармейн посмотрела на блюдо для пирога с пирамидой яиц, стоявшее среди чайников рядом с большим мешком мыльной стружки.

– А яйца куда? Погоди минуту.

Она пошла в ванную и сгрузила гортензии в раковину. В ванной было не по-хорошему влажно и отовсюду капало, однако Чармейн предпочла об этом не думать.

Она вернулась в кухню и заявила:

– Подкормлю кусты заваркой из чайников.

– В добрый путь, – съязвил Питер. – У тебя уйдет на это несколько часов. Как ты думаешь, вода уже нагрелась?

– Только пар идет, – определила Чармейн. – А должно булькать. И вовсе не несколько часов. Гляди.

Она выбрала две кастрюли побольше и начала выливать и вытряхивать в них заварку из чайников. Она как раз говорила: «В том, чтобы быть лентяйкой, есть свои преимущества, знаешь ли», как вдруг поняла, что стоит ей вытряхнуть чайник и поставить его обратно на стол, как чайник исчезает.

– Оставь хотя бы один, – встревоженно попросил Питер. – Хочется попить горячего.

Чармейн обдумала его просьбу и осторожно поставила последний чайник на табуретку. Он тоже исчез.

– Ну вот, – огорчился Питер.

Поскольку было понятно, что он изо всех сил старается восстановить мир, Чармейн сказала:

– Когда я разберусь с заваркой, можно будет попросить чай в гостиной. Мама привезла еще мешок еды.

Питер заметно приободрился.