Диана Джонс - Дом с характером

Она спустилась на землю, с лязгом отворила кованую калитку и возглавила шествие по дорожке к входной двери. Чармейн уныло тащилась следом, а за ней шел кучер с ее багажом. Сад по обе стороны от дорожки состоял, похоже, исключительно из гортензий – синих, голубых, бирюзовых и розовых.

– Думаю, за садом тебе ухаживать не придется, – беззаботно заметила тетушка Семпрония. Этого еще не хватало, подумала Чармейн. – Не сомневаюсь, что у дедушки Вильяма есть садовник, – добавила тетушка Семпрония.

– Надеюсь, – буркнула Чармейн.

Ее познания в садоводстве ограничивались двориком за ее собственным домом, где росли тутовое дерево и куст шиповника, а также ящиками на окнах, где мама сажала душистый горошек. Чармейн было известно, что под растениями есть земля и что в земле водятся червяки. Ее передернуло.

Тетушка Семпрония решительно стукнула дверным молотком, а затем, не дожидаясь приглашения, двинулась в дом, крича:

– Э-ге-гей! Я привезла вам Чармейн!

– От души благодарю, – отозвался дедушка Вильям.

Входная дверь вела прямо в заплесневелую гостиную, и там сидел дедушка Вильям – в заплесневелом кресле мышино-серого цвета. Рядом с ним стоял объемистый кожаный чемодан, как будто чародей и вправду приготовился к отъезду.

– Рад познакомиться, душенька, – улыбнулся дедушка Вильям.

– Здравствуйте, сударь, – учтиво отвечала Чармейн.

Не успели они сказать еще что-нибудь, как тетушка Семпрония провозгласила:

– Ну, целую и обнимаю. Поставьте багаж сюда, – сказала она кучеру.

Кучер послушно бросил вещи Чармейн у самого порога и вышел.

Тетушка Семпрония последовала за ним, прошуршав дорогими шелками и воскликнув:

– Всем до свидания!

Хлопнула входная дверь, и Чармейн с дедушкой Вильямом уставились друг на друга.

Дедушка Вильям был маленький старичок, почти совсем лысый, если не считать нескольких тоненьких серебряных завитков, уложенных на довольно-таки яйцевидной голове. Сидел он в напряженной, болезненной, неловкой позе, и Чармейн стало ясно, что он и вправду страдает. Она даже удивилась, когда поняла, что жалеет его, хотя ее раздражало, что он смотрит на нее так пристально. От этого она чувствовала себя провинившейся. К тому же нижние веки под усталыми голубыми глазами набрякли и обвисли, и было видно, какие они красные внутри, словно налились кровью. А крови Чармейн боялась так же, как и земляных червяков.

– Что ж, вы очень рослая и на вид разумная юная барышня, – проговорил дедушка Вильям. Голос у него был усталый и ласковый. – Рыжие волосы, по-моему, хороший признак… Превосходно. Как вы думаете, вы справитесь с хозяйством, пока меня не будет? К сожалению, здесь не убрано…

– Справлюсь конечно, – ответила Чармейн. Ей казалось, что, помимо плесени, в комнате очень даже чисто. – Скажите, пожалуйста, что именно я должна буду делать? – Надеюсь, я тут ненадолго, подумала она. Как только король ответит на мое письмо…

– Ничего особенного, – сказал дедушка Вильям, – обычная домашняя работа, только, разумеется, волшебная. Естественно, по большей части волшебная. Поскольку я не осведомлен, в какой степени вы владеете магией, то предпринял некоторые шаги…

Ужас-то какой, подумала Чармейн. Он считает, будто я умею колдовать!

Она собралась было перебить дедушку Вильяма и все объяснить, но тут нашлось кому перебить их обоих. Дверь с грохотом распахнулась, и в дом бесшумно вошла процессия высоких-высоких эльфов. Все они были очень по-больничному одеты в белое, и на их прекрасных лицах не было вообще никакого выражения. Чармейн глядела на них, и от их красоты, от их стати, от их бесстрастности, а главное – от их совершенного молчания ей хотелось визжать. Один из эльфов мягко отодвинул ее в сторону, и она стояла там, где ее поставили, чувствуя себя неуклюжей растрепой, а остальные плотным кольцом окружили дедушку Вильяма, склонив к нему ослепительно-белокурые головы. Чармейн не разобрала, что они сделали, но чуть ли не в мгновение ока дедушка Вильям тоже оказался одет в белый балахон, и эльфы подняли его с кресла. К его голове было непонятным образом приделано что-то вроде трех красных яблок. Чармейн увидела, что он спит.

– Э… вы забыли чемодан, – робко произнесла она, когда эльфы бережно понесли дедушку Вильяма к двери.

– Он не понадобится, – ответил один из эльфов, придерживая дверь, пока остальные выносили дедушку Вильяма на улицу.

После этого все они двинулись прочь по дорожке.

Чармейн бросилась к двери и крикнула им вслед:

– Его долго не будет?

Ей почему-то очень захотелось поскорее узнать, сколько придется тут пробыть.

– Сколько потребуется, – откликнулся один из эльфов.

И они исчезли, даже не дойдя до калитки.

Чармейн некоторое время глядела на опустевшую дорожку, а потом с треском захлопнула дверь.

– Ну и что мне теперь прикажете делать? – спросила она у гулкой заплесневелой комнаты.

– К сожалению, душенька, вам надо навести порядок в кухне, – раздался в воздухе усталый добрый голос дедушки Вильяма. – Приношу извинения за то, что оставил вам столько стирки. Прошу вас, откройте мой чемодан, там вы найдете более подробные указания.

Чармейн бросила взгляд на чемодан. Выходит, дедушка Вильям оставил его нарочно.

– Подождите минутку, – сказала она. – Я еще свои вещи не распаковала.

Она взяла саквояж и сумку и направилась с ними ко второй, и последней, двери. Дверь была в противоположном конце комнаты, и когда Чармейн попыталась ее открыть той же рукой, в которой держала сумку с булками, потом одной рукой, держа и сумку, и саквояж в другой, и наконец обеими руками, поставив вещи на пол, то в результате выяснила, что дверь ведет в кухню.

Некоторое время она смотрела внутрь. Потом перетащила багаж через порог – дверь тут же захлопнулась – и смотрела еще некоторое время.

– Ну и помойка, – протянула она.

Вообще-то кухня была удобная и просторная. Большое окно выходило на горы, в него лился теплый солнечный свет. К сожалению, этот солнечный свет лишь ярче очерчивал нагромождение тарелок и чашек в раковине, на сушилке и на полу возле раковины. Затем солнечный свет просочился дальше – возмущенный взгляд Чармейн последовал за ним – и позолотил два больших холщовых мешка с грязным бельем, прислоненных к раковине. Они были так туго набиты, что дедушка Вильям воспользовался ими как полочкой для стопки из грязных кастрюль, увенчанной парой сковородок.

Взгляд Чармейн переместился от раковины к столу посреди кухни. Похоже, здесь дедушка Вильям хранил весь свой запас заварочных чайников, штук тридцать, и примерно столько же молочников с несколькими соусниками в придачу. Чармейн подумала, что составлены они даже, пожалуй, аккуратно, просто их многовато для одного стола и они грязные.