С. Гроув - Стеклянная карта

На несколько секунд Бланка замерла в неподвижности. Потом отдернула палец, словно обжегшись.

– Не верю, – сказала она. – Этого места более не существует. Да и откуда оно вам известно? – с напором прошептала она. – Рассказывайте, живо!

От нее веяло такой злобой пополам со страхом, что воздух в комнате, казалось, сгустился. Плач вздрогнул, отшатнулся…

Шадрак ощутил, как застучало в висках, и резким движением поднялся со стула.

– Я вас о том же мог бы спросить! – парировал он, силясь сохранять внешнее спокойствие.

Чего стоил один голос, которым Бланка произнесла последние слова! От него самое твердокаменное сердце екнуло бы невпопад.

– Откуда вам известно об этом месте? – то ли прохрипела, то ли выкрикнула она.

Было очевидно, что в таком состоянии даже Плач хозяйку еще не видел. Остальные големы с ужасом смотрели на нее, не в силах двинуться с места.

– Я там был, – ровным голосом произнес Шадрак. – И вы тоже там были.

– Вы солгали мне! – взвыла Бланка и бросилась к нему, огибая стол. – Вы меня обманули!

– Я вам обещал нарисовать карту. И сделал это.

Она стремительно шла навстречу, и впереди нее осязаемыми языками пламени неслась такая ярость, что Шадрак несколько мгновений всерьез ждал физического нападения, но Бланка остановилась. Ее вуаль покачивалась в паре дюймов от его лица. Вот сейчас она даст волю гневу… Однако Бланка вдруг отпрянула и словно бы съежилась, пламя погасло, и лишь судорожное дыхание доносилось до слуха Шадрака. Вуаль снова заколебалась.

– Вот, значит, вы какой, – неверным голосом выговорила она. – Бездушный и бессердечный. У вас хватило жестокости напомнить мне о том месте… Как вы могли?

– Я не имел намерения причинить вам боль. – Шадрак говорил серьезно и твердо. – Стремился лишь показать: я понимаю. – Он пристально вгляделся в ее вуаль, потом тихо добавил: – Если вы всего лишь покажете им карту, они тоже поймут.

Бланка вдруг опять вспыхнула и повернулась к подручным:

– Кому еще об этом известно?

Големы дружно замотали головами. Глаза Плача горели огнем, но и он промолчал.

– Он рассказывал тебе, что собирается нарисовать? – подступила к нему Бланка.

– Он сказал, что объяснит мое имя, – ответил Плач. – Первопричину плача. И я захотел понять правду, – добавил он с твердостью, почти безрассудной.

Бланка молча воззрилась на него… После чего заговорила совсем другим голосом.

– Ну конечно. Ты захотел понять правду, – произнесла она почти ласково. – Сколь глупо было с моей стороны так промедлить с твоим обучением, Плач… Что ж, истину ты непременно узришь… – И вновь повернулась к Шадраку. – А вам предстоит узнать цену обмана, вернее, попытки меня обмануть. Вы незаменимы, и это вас защищает, но всех остальных вам не спасти.

Быстро обойдя стол, она кивнула големам, окаменевшим вдоль стены.

– Уведите их, – велела она, указывая на Шадрака и Плача.

Их подхватили и не то вывели, не то вынесли в соседний вагон. В углу виднелась тачка, о которой Шадрак был премного наслышан. А посередине вагона – песочные часы никак не ниже взрослого человека. Сейчас они, подвешенные в железном кардане, покоились на боку. Обе половинки были сделаны из стеклянных пластин в форме лепестков, спаянных по краям вместе. Одна половина была наполнена песком и закупорена. Вторая – пуста и открыта, один из лепестков свисал наружу, точно прозрачная дверца.

Шадрак тотчас понял, что здесь должно было произойти.

– Нет! – крикнул он, отчаянно вырываясь. – Этим вы ничего не достигнете!

Бланка холодно проговорила:

– Вы упустили свой шанс на сделку со мной, – и повернулась к големам: – Шапочку и рубашку!

– Его воспоминания бесполезны для вас!.. – не сдавался Шадрак.

Плач перестал отбиваться. Он стоически молчал, глядя прямо перед собой, словно пытаясь вызвать некое смутное воспоминание. Вот его пальцы коснулись амулета на шее… Двое големов живо всунули его в смирительную рубашку, примотали руки к телу и накрепко завязали. На голову натянули шлем из ткани и дерева, закрывший глаза. Затолкали ему в рот деревянный брусок и заправили проводки в шлем.

– Если вы сделаете с ним это, – жестким голосом выговорил Шадрак, – я и пальцем не пошевельну, чтобы в дальнейшем вам помогать.

– Полагаю, вы вмиг передумаете, когда шапочку наденут на вашу племянницу, – ответила Бланка. Картолог смолк и замер, а она продолжала: – Это всего лишь демонстрация, Шадрак. И запомните: не я была тому причиной, но вы.

Големы впихнули Плача в пустую половинку часов и оставили лежать в неуклюжей позе: лицом вверх, с коленями, поджатыми к груди. Шадрак увидел, как впились в кожу натянувшиеся проволочки. Големы затворили стеклянную дверку. Потом повернули песочные часы таким образом, что беспомощный Плач скорчился внизу. Песок начал стекать, постепенно засыпая его. Когда началось удушье, Плача оставила его обычная сдержанность. Он отчаянно забился, ударяясь головой о стекло. Однако достиг лишь того, что проволочки впились в его плоть, и песок окрасился кровью.

– Хватит! Вытащите его! – крикнул Шадрак. – Ваша взяла!

Он пытался вырваться, но големы держали его крепко. И ему осталось лишь наблюдать, как слабеют судороги несчастного Плача, а неумолимый песок засыпает, засыпает его…

– Переверните его, – наконец приказала Бланка.

Двое големов вновь взялись за кардан. Плач вознесся высоко, песок же, поглотивший его, посыпался обратно. Все молча ждали… Плач больше не двигался.

– Выньте его, – велела Бланка, когда верхняя половина часов очистилась от песка.

Скрестив на груди руки, она следила за тем, как големы кладут часы на бок, открывают створку-лепесток и цепляют крючьями завязки смирительной рубашки, чтобы поднять Плача. Вот они положили податливое тело на пол, распустили завязки, сняли шапочку, вытащили деревяшку. Жертва осталась лежать с закрытыми глазами. По щекам, от углов рта до ушей, пролегли две кровавые полосы.

– Сколько памяти он утратил? – деревянным голосом спросил Шадрак. – Он теперь будет… как Карлтон?

Поезд замедлил ход и остановился. Големы сразу засуетились.

– Граница! – сказала Бланка. – Выгрузите мои чемоданы и оборудование из кабинета. Мне нужно двадцать минут, чтобы обработать этот песок. Никому не беспокоить меня, пока не закончу!

Потом она обратилась к Шадраку.

– У Карлтона, – невозмутимо проговорила она, – я забрала все подчистую. Что до Плача, он станет как остальные. Я освободила его от большей части воспоминаний, но разум оставила. Равно как и смутное понятие о том, что значит быть нигилизмийцем. Не доверяй реальности мира, верь в незримое и слепо следуй ему! Таковы мои големы, – почти тепло сказала она, глядя на лежащего на полу Плача.