Робин ЛаФевер - Натаниэль Фладд и перо феникса

Натаниэль совсем приуныл. Даже самая глупая птица-на-грани-исчезновения знает, что он какой-то не такой Фладд. Мало того, его недостатки опасны для тети Филы!

Ничего не видя перед собой, Нат принял решение бежать. Он сейчас спрячется, а когда тетя Фила улетит, придумает, как вернуться домой. Нат развернулся и неуклюже шагнул прямо на шкаф. Два серебряных подсвечника с грохотом полетели на пол.

– Нат! Это ты? – крикнула тетя Фила, и ее пушистая голова появилась в дверном проеме. – Завтрак стынет.

Сделав вид, что он ничего не слышал, Нат прошаркал на кухню.

– Мисс Ламптон говорила, что птицы все – грязные и блохастые, – бросил он, не смотря на Корнелиуса.

Дронт распушил перья и открыл клюв, чтобы ответить, но тетя Фила шикнула на него. Нат сел за стол, и перед ним тут же появилась тарелка с яичницей и беконом. Он посмотрел на плоские подгоревшие яйца.

– Обычно на завтрак мне давали одно вареное яйцо, – сказал он и подумал, что никогда не просил ничего другого. – И овсянку. Но на овсянку у меня, кажется, аллергия.

– Тогда сегодня аллергия тебе не грозит. Овсянки нет. Только яичница с беконом, – ответила тетя Фила. – Предлагаю съесть ее как можно быстрее. Путь у нас неблизкий, горячее будет еще нескоро.

Она тоже села за стол, но вместо того, чтобы есть, развернула большую карту.

– Знаешь, где Аравия? – спросила она.

– Нет, мэм, – ответил Нат, отправляя в рот кусок бекона. – Мне не разрешали смотреть на карты.

– Это еще почему? – спросила тетя Фила.

– Мисс Ламптон считала, что они напоминают мне о родителях.

– И что с того? – резко спросила тетя Фила. – Они были картографами. Карты были их работой.

– Она считала, что мысли о родителях меня расстраивают.

– Это правда? – спросила тетя Фила.

Натаниэль только пожал плечами. Тетя Фила помолчала и вернулась к карте.

– Аравия находится на Ближнем Востоке. Мы полетим туда через Ла-Манш, Францию и через всю Европу в Турцию. Захватим краешек Средиземного моря и приземлимся в Аравии. У нас будет только одна остановка, в Будапеште. Там мы дозаправимся.

Нат хотел проследить маршрут, но помимо воли уставился на Северный полюс. Тетя Фила заметила, куда он смотрит, и ткнула в крошечную точку на верху карты.

– Дирижабль упал здесь. На Шпицбергене.

У Ната свело горло. Он откашлялся и указал на знакомую сине-золотую звезду с лучами в левом нижнем углу, которую видел на всех картах.

– Что это?

– Роза компаса, – объяснила тетя Фила. – Точнее, роза компаса Фладдов. Отличительная черта всех карт, составленных Фладдами. Нам пора. Рюкзак взял?

– Да, мэм, вот он.

– Прекрасно. Вот, держи. Эти вещи понадобятся тебе в дороге.

И она дала ему кожаный шлем, шарф и смешные круглые очки в кожаной оправе.

– Авиаторские очки, – объяснила тетя Фила. – Защитят тебя от пыли и насекомых.

Теперь он точно готов к путешествию!

– Увидимся, Корнелиус, – сказал Нат, выходя следом за тетей Филой.

– Надеюсь, что увидимся, – протянул старый дронт.

– Блохастый, – прошептал Нат в ответ.

Корнелиус только крякнул и распушил перья. Тетя Фила взяла Ната под локоть и вывела наружу.

При свете дня самолет выглядел очень старым и хрупким, если не сказать хлипким. Тканевая обшивка местами была потрепана, местами в заплатках, металлические детали побиты или вовсе отсутствовали.

– А он летает? – засомневался Натаниэль.

– А как же, – ответила тетя Фила и подвела его к самолету. – Модель «Утконос» фирмы Сопвит. Отлично зарекомендовал себя во время Мировой войны и прослужит еще много лет.

– А почему «Утконос»? – спросил Нат.

– Утконос – земноводное. И самолет тоже: может садиться как на сушу, так и на воду. Так, хватит разговоров, полезай на бочку! Как только дам сигнал, бери пропеллер и дергай вниз.

Тетя Фила забралась в самолет. А Нат, ухватившись за бочку, еле-еле поднялся на нее, надеясь, что она не опрокинется. Поймав равновесие, он решился разжать руки и медленно выпрямился. Заработал двигатель, все тело мальчика завибрировало от грохота.

– Давай! – крикнула тетя Фила.

Нат поднялся на цыпочки, схватил лопасть и дернул вниз. Руки, запачканные каким-то маслом, тут же соскользнули с пропеллера.

– Это масло из бочки! – закричала тетя Фила сквозь шум мотора. – Держи!

Она бросила ему тряпку, и он молниеносно ее поймал.

– Ловко! Молодец! Вытирайся и давай еще раз.

Нат вытерся и сунул тряпку в карман.

– Готов? – закричала тетя Фила.

– Готов! – крикнул он в ответ.

– Давай!

Натаниэль снова дернул пропеллер. Сделав оборот, он закрутился – сначала медленно, потом быстрее и еще быстрей. В страхе, что еще чуть-чуть, и его перерубит пополам, Нат спрыгнул с бочонка. Тот перевернулся, и густая, тяжелая жидкость – бульк-бульк – потекла на траву.

– Осторожно, Нат. Каждая капля на вес золота! – крикнула тетя Фила.

Нат поставил бочонок обратно, снова вытер руки тряпкой, забрался в крошечную, тесную кабинку и суетливо начал застегивать шлем и поправлять очки.

– Держись! – закричала тетя Фила.

Самолет прыгнул вперед, рев мотора затопил все вокруг. Нат схватился за борта. Самолет покатился по полю, подпрыгивая на кочках, а когда набрал скорость, у Ната в животе все затрепетало то ли от тошноты, то ли от желания расхохотаться. Они с грохотом понеслись прямо на соседский дом. Очень быстро. Двигатель ревел все сильней, мотор работал в полную силу. Дом был все ближе и ближе. Нат уже хотел пригнуть голову, но тут мотор взвыл, и самолет поднялся в воздух. Земля упала, и живот Ната бросился к ногам вслед за ней.

Может, ему показалось, а может, и правда, но одно из колес задело печную трубу соседского дома.

Они поднимались все выше и выше, и Натаниэля разрывало от восторга и ужаса одновременно. Завтрак в желудке тут же превратился в неподъемный груз, и целый мир под ногами падал в пропасть, уменьшаясь до размеров карты на стене тети Филы.

Успокоившись, что самолет не рухнет, Нат поймал себя на мысли, что ему нравится парить в воздухе, как птица. Неожиданно они врезались в пушистое белое облако. От внезапного сырого холода у Ната перехватило дыхание. И точно так же без предупреждения облако кончилось. Самолет снова вылетел в утренние лучи и нагнал гусиную стаю. Интересно, кто больше удивился этой встрече, Нат или гуси? Путешественники поднимались все выше, становилось все холодней. Как хорошо, что Нат предусмотрительно надел шлем и куртку. Не хватало только перчаток: руки побелели и онемели от холода. А может быть, он просто слишком сильно вцепился в борта? Нат ослабил хватку, и пальцы защипало от прилива крови.

Первый восторг от полета кончился примерно через час, и его начали раздражать грохот самолета и вонь топлива. Кабину трясло так, что зуб на зуб не попадал. Мальчику было холодно, тесно и скучно. Оставалось только считать стежки на кожаном шлеме тети Филы, но от этого занятия начинало клонить в сон. Прежде чем умереть от холода, человек засыпает, вспомнил Нат, и решил бороться со сном, но потом подумал, что раз умирать, то лучше уж во сне.