Жаклин Уилсон - Опасная игра

– Ага, там полно тины и птичьих какашек, да?

– А вот и нет! Там чисто и очень мягко, потому что гнездо выстлано птичьим пухом, и я забиралась под крыло к большой белой птице и слушала, как под белоснежными перьями бьется ее сердце.

– А, понятно. Это такая специальная история, чтобы меня усыпить!

Но когда Кэм забрала мою чашку, подоткнула одеяло и потрепала меня по волосам (ну почему они все меня по голове треплют, как непослушного щеночка?), я осталась одна в темноте и попробовала на себе эту ее историю. Только я Трейси Бикер, а не какая-нибудь размазня вроде Кэм, и я живу в пещере с летучими мышами, так что я представила себе большущую черную летучую мышь. Мы с ней вместе мчались по ночному небу, влетали в окна и кусали Р.М. за шею, а Роксану тяпнули за нос. Те давай визжать, а мы раз – и в окошко! Потом, кажется, летучая мышь принесла меня к себе, в настоящую пещеру, и мы висели вниз головой под потолком вместе с ее братиками и сестричками, только я к тому времени уже совсем заснула.

Сейчас я уже опять проснулась. Очень рано. Сижу и жду.

Придет, не придет?

Пришла, она пришла!!!

Кэм проводила меня к Илень, а сама осталась ждать снаружи, и – чудо из чудес – Илень осталась вместе с ней. Так что встреча века состоялась без посторонних. Только я и моя мама.

Я сидела в кабинете Илень и вертелась на стуле на колесиках, все кругом и кругом, и тут входит женщина, стоит и смотрит на меня. Невысокая такая, с очень светлыми волосами и очень яркой губной помадой, в очень коротенькой юбке и на очень высоких каблуках.

Красавица с длинными белокурыми волосами и очаровательным лицом, в стильной одежде.

Моя мама.

Я ее сразу узнала.

А она меня – нет. Поморгала, как будто ей тушь в глаз попала:

– Трейси?

И оглядывается по сторонам, как будто тут целая толпа детей.

– Привет! – пискнула я дурацким тоненьким голоском.

– Ты не моя Трейси! – Мама покачала головой. – Ты слишком большая!

Вообще-то я для своего возраста очень даже маленькая и худенькая, так что сперва даже не поняла, о чем это она.

– Моя Трейси – совсем малышка! Смешная девчонка с нелепыми косичками. Какие скандалы закатывала, когда я ее причесывала! – Мама присмотрелась ко мне поближе. – Это и правда ты?

Я дернула себя за прядку волос и сделала вид, будто заплетаю косичку.

– Ну и характерец у тебя был, не приведи боже! – сказала мама. – Так это в самом деле ты? Моя Трейси!

– Мама…

– Ну надо же!

Наступила пауза. Мама протянула было ко мне руки, но сразу передумала и сделала вид, что просто потягивается.

– Надо же, – повторила она. – Как ты поживала, дорогая? Скучала по мне, а?

У меня сразу год за годом пронеслись в голове. Столько всего вспомнилось… Я хотела рассказать маме, каково мне было, но слова не шли на язык. Я же страшная болтушка, спросите кого хотите – а тут смогла только кивнуть.

Маму это, кажется, разочаровало:

– Я тут с ума схожу, все думаю о тебе! Столько раз хотела тебя забрать, но жизнь такая суматошная. То одно, то другое…

– Съемки в кино? – прошептала я.

– Угу.

– В Голливуде?

– Не совсем.

– Но ты же правда актриса, мам?

– Да, золотце! Еще в модельном бизнесе работаю, то да се… Так я говорю – я давно собиралась тебя вернуть, но я хотела все устроить идеально, понимаешь?

Я не понимала, но промолчала.

– Все время мне попадаются какие-то не те мужики, – доверительно сообщила мама, присев на край письменного стола и роясь в сумочке.

– Я помню, – ответила я осторожно. – Был один… Я его ненавидела.

– Ну да, ну да, всякие были… А мой последний! Полная свинья!

Мама, тряхнув головой, закурила и глубоко затянулась.

У Илень в кабинете курить строго запрещается. И вообще в здании. Сотрудники и посетители, если уж совсем невтерпеж, мерзнут на улице у черного хода. Я испугалась, что вот-вот взвоет противопожарная сигнализация.

– Мам!

Я кивнула на плакатик с перечеркнутой сигаретой, висящий на видном месте на стене.

Мама презрительно хмыкнула и сделала еще затяжку.

– Я отдала этому человеку свое сердце! – Она похлопала себя по груди, осыпая джемпер сигаретным пеплом. – А знаешь, что он с ним сделал? Растоптал!

Мама дернула ногой в туфельке на высоком каблуке, как будто сама растоптала чье-то сердце.

– Мужчины! – сочувственно отозвалась я.

Таким тоном часто говорили Кэм, Лиз и Джейн.

Мама уставилась на меня и вдруг залилась звонким смехом. Я, чувствуя себя ужасно глупо, снова закрутилась на стуле.

– Ой, перестань, у меня от тебя голова кружится! Иди лучше сюда. Столько лет не виделись – разве ты не поцелуешь мамочку?

– Конечно, – смущенно ответила я, хотя вообще-то всякие чмоки-чмоки не люблю.

Мама наклонилась ко мне, повернув лицо чуть вбок. Я коснулась губами ее напудренной щеки и вдруг, от этого сладкого запаха, обняла ее изо всех сил.

– Осторожней, золотце! Сигарета! Ну, не надо так драматизировать. Слушай, да ты у нас прямо маленькая актриса! – Мама потрогала мою щеку. – Настоящие слезы!

– Нет, – ответила я, шмыгая носом. – Я никогда не плачу. Это аллергия.

– На что? – Мама обвела взглядом кабинет Илень.

На кончике сигареты снова нарос пепел, и мама его стряхнула в любимую кружку Илень с нарисованными кроликами. Надеюсь, Илень заглянет в кружку, когда соберется пить кофе.

– У меня на все аллергия, – объяснила я и вытерла рукой нос.

– Эй-эй, у тебя что, платка нету? – Мама покачала головой. – Надеюсь, на меня у тебя нет аллергии?

– Может, это из-за духов? Хотя аромат чудесный!

– А-а! – Мама утерла мне лицо бумажным платочком. – Духи «Пуазон». Название означает «яд»… Этот свинтус, прежде чем свалить, расщедрился на большой флакон. Я бы его самого отравила! Наглец! Бросить меня ради какой-то соплячки, не намного старше тебя!

– Типичный случай, – вздохнула я.

Мама опять засмеялась:

– Откуда у тебя эти чудные словечки?

– Кэм постоянно так говорит, – брякнула я, не подумав.

– Кто это – Кэм? – спросила мама.

У меня екнуло в животе.

– Моя… Моя приемная мама.

Тут мама выпрямилась и швырнула промокший бумажный платок в мусорную корзинку. Промахнулась, но не обратила внимания.

– Ах вот как!

Мама двумя пальцами затушила сигарету и ее тоже бросила в корзинку. Опять промахнулась.

– Это та, которая тебя пригрела? Твоя соцработник… – мама чуть понизила голос. – Как там ее зовут?

– Илень. Илень-Мигрень.

Мама перестала хмуриться и вновь захихикала:

– Точно, такая и есть! А ты все-таки следи за языком.

Я высунула язык и скосила глаза, как будто за ним наблюдаю.