Рейф Ларсен - Невероятное путешествие мистера Спивета

– Толикой? – Сэнди уставился на нас, внезапно отвернувшись от Стимпсона, который, судя по всему, не прочь был залепить ему второй подзатыльник. – Толикой? Вынужден заявить официальный протест по поводу характеристики, данной мистером Смидгаллом алкогольной составляющей моего напитка! Я сам ее добавлял, мне ли не знать доподлинно…

– Заткнитесь, пожалуйста, мистер Сэндерленд, – хладнокровно остановил его Борис, а потом повернулся ко мне и улыбнулся: – Пожалуй, в следующий раз нам нужно предусмотреть большее разнообразие напитков. Ты что предпочитаешь?

– Ну… тэб-соду.

– Значит, будет тэб-сода, – согласился Борис.

– А ты знаешь, что это название изобрел компьютер? – поинтересовался Фаркаш. – IBM 1401. Еще в шестьдесят третьем году. Компания хотела выпускать какой-нибудь такой напиток, чтоб по названию отличался от кока-колы, так что они спросили у компьютера. В те времена еще верили, что у ЭВМ на все найдется ответ. Так что они спросили у компьютера все возможные сочетания из четырех букв с одной гласной – и IBM 1401, размером с небольшой автомобиль, выдала им более двухсот пятидесяти тысяч возможных названий – большинство, сам понимаешь, полнейший вздор. – Он загудел, как компьютер, и помахал пальцами – судя по всему, изображая, как из компьютера лезут листки бумаги. – От усилий, потраченных вычислительной машиной на обработку данных, температура в комнате поднялась на три градуса. Так что операторы, к тому моменту, надо полагать, уже взмокшие, проглядели все эти названия, сузили список до двадцати и дали боссу. А он выбрал Тэбб . С двумя «б». Впоследствии второе убрали ради невероятно-эффективной трехбуквенной гармонии, которую мы наблюдаем сегодня на логотипах: большое «Т», маленькое «э» и снова большое «Б». {210}

– Такова эволюция, – заметил Сэнди.

– Это не эволюция, – возразил доктор Йорн. – Это не естественный отбор. Это было решение какого-то конкретного типа…

– Нет, эволюция! Потому что…

– Спасибо, Фаркаш, за крайне интересные сведения, – перебил Борис и посмотрел на меня. – Так вот, Т. В., поскольку мы все собрались тут ради тебя, то и ты можешь кое-что для нас сделать.

– Отлично, – согласился я. Да я бы что угодно сделал для этих парней с их кружками волшебного сока и рассказами о древних компьютерах.

– Теперь ты Мегатерий и уже согласился хранить тайну, но мне бы хотелось еще раз подчеркнуть: то, что сказано здесь, не должно быть ни при каких обстоятельствах пересказано кому-либо еще. Понимаешь?

Я кивнул.

– Один из главнейших наших нынешних проектов называется «Глаза повсюду! Глаза нигде!»…

– Проект национальной безопасности , – встрял Сэнди.

– Или, гм… проект национальной безопасности. Один наш член в Небраске координирует все разом, но, говоря вкратце, это партизанский видеопроект, который будет показан одиннадцатого сентября. Мы собираемся показать его на стене Мемориала Линкольна из стимпсоновского фургончика.

– Два блокиратора на задних колесах. Поди сдвинь, – сообщил Стимпсон.

– Именно, – согласился Борис. – На все время, сколько это продлится, картинка будет состоять из трансляции с шестнадцати веб-камер, установленных в мужских туалетах самых секретных объектов по всей стране: Сан-Квентин, Лос-Аламос, Лэнгли, Форт-Мид, Форт-Нокс, лаборатория четвертого уровня в центре по контролю заболеваний, база на горе Шайенн, Зона 51, стратегическое командование вооруженных сил, бункер под Белым домом… мы тайно установили камеры в мужских туалетах всех этих мест. {211}

– Как вам это удалось? – поразился я.

Борис минутку помедлил перед тем, как ответить.

– Скажем так: есть много людей, которые просто радуются сложной задаче – поместить крохотную камеру туда, где никаких камер не предполагается. И поскольку вреда от этого никакого, то долго уговаривать не приходится. Пара кружек пива, выходной вечер… и мы в одной команде.

– А зачем вам это?

– Ну-у-у, – протянул Борис, – тут широкий простор для интерпретаций.

Сэнди засмеялся.

– Ничего подобного. Это иллюстрация всеобщей причастности к поддержке тоталитарного режима в государстве, что на словах ратует за свободу и демократию. Это визуализация границ, что отделяют в нашей стране широкую общественность от тайных махинаций правительства. Это способ сказать, что мы, если только захотим, можем без труда стереть любые границы – но, вопреки здравому смыслу, пока не стираем их. Таков наш выбор – и это-то печальнее всего. Мы предпочитаем смотреть на тени марионеток в пещере вместо того, чтобы выйти наружу и подставить лица солнцу. {212}

– Ну, некоторые из нас явно придерживаются очень сильных версий происходящего – но это не значит, что ты должен непременно на них вестись, правда, Сэнди? – сказал Борис.

Сэнди смерил его взглядом, потом покосился на Стимпсона, который, судя по выражению лица, хотел вмазать ему прямо в нос, потом пожал плечами:

– О да, бесстрашный предводитель, это значит все, что ты захочешь. И да здравствует гибкость релятивизма!

Я не особо-то понимал, что происходит, но, кажется, мое понимание не было значащей частью общего уравнения.

– И вот наша маленькая просьба: завтра во время обращения президента к Конгрессу ты должен убедить президента держать в нагрудном кармане вот эту вот ручку. – Борис вручил мне ручку. – На колпачке у нее вмонтирована крохотная беспроводная камера. Если покрытие будет хорошим, это станет центральной частью нашего проекта «Глаза повсюду…»

– Проект национальной… – поправил Сэнди.

– «Глаза везде», – прошипел Борис.

Они яростно уставились друг на друга. Борис фыркнул.

– Но как я уговорю его ее взять? – торопливо спросил я, силясь предотвратить неминуемо назревающую драку.

– Ой, полно тебе , выдумаешь что-нибудь… – отмахнулся Сэнди. Он сложил руки под подбородком, наклонил голову набок и заговорил писклявым девчоночьим голосочком: – «Прошу вас, мистер президент, возьмите, пожалуйста… Это моего покойного папочки… так много бы значило для него… он был таким пылким вашим поклонником… без ума от войны в Ираке… ну и так далее». Они такое дерьмо проглотят и не поморщатся.

– Проглотят как миленькие, – сказал Фаркаш.

– Хау! Хау! – воскликнул Сэнди.

– Хау! Хау! – присоединился доктор Йорн.

– Хау! Хау! – вскричал Фаркаш.

– О, хау-хау-хау! – проухал Сэнди и вдруг пустился в какой-то странный медленный танец, покачивая бедрами, как будто крутил хула-хуп. Остальные присоединились к нему, и скоро все уже танцевали – крутили бедрами с воображаемым обручем, подходя все ближе ко мне и покачивая головами с таким видом, точно знают что-то, чего не знаю я. {213}