Элинор Фаржон - Серебрянка, или Напевы морской раковины

– Положи обратно! – велела Нянька.

– Не положу! Я ей бабушка!

– А я ей нянюшка. А ну положи!

Упорно дыша, как корова на лугу, мамаша Кодлинг смерила её гневным взглядом.

– Я моих детей всегда на руках укачивала!

Нянька в ярости завопила:

– А моих детей никто не смеет укачивать.

– К бабушкам это не относится.

– Ко всем относится. Как нянька скажет, так и будет.

Старухи взъерошились, точно бойцовые петухи, – вот-вот сцепятся.

– И чего шуметь попусту? – пожала плечами Долл. – Иди-ка, маленькая, к маме.

Она забрала у бабки ребёнка, поцеловала и принялась укачивать. Мамаша Кодлинг торжествующе воззрилась на Няньку, а та сказала:

– Матери, безусловно, виднее. – Голос её дрожал от негодования.

Длить спор, однако, было бесполезно, и Нянька обратила наконец внимание на принесённый дворецким фолиант.

– Зачем Нолличек прислал сюда этот источник пыли? Да ещё во время купания? – спросила она, постучав костяшками пальцев по переплёту.

– Его Величество сейчас пожалует сюда, дабы выбрать имя, которым следует наречь ребёнка, – ответил дворецкий.

– Я назову её Джун, – сказала Долл.

– Джун? – повторил появившийся в дверях Нолличек.

– Да.

– Просто Джун?

– Да.

– Почему именно Джун? – спросил Нолличек, усаживаясь возле колыбели.

– Мне так нравится.

– И мне тоже, – сказала Полл с порога, облизывая с пальцев сахарную глазурь.

Нолличек замотал головой:

– Не годится! Просто Джун не годится! Имя не должно состоять из одного слога! Что подумают о нас крёстные феи?

– Настоящие феи? – обрадовалась Полл. – И много их будет?

– Я пригласил четырёх, – ответил Нолличек. – Надеюсь, они примут приглашение, и надо подготовить крестнице имя, достойное столь знатных крёстных.

– А кто они? – спросила Полл.

– Утренняя фея, Полуденная фея, Сумеречная фея и Полуночная фея. Так что назвать ребёнка просто Джун никак нельзя.

– Не понимаю почему! – сказала Полл.

– Мало ли, чего ты не понимаешь. Ты не понимаешь, а ежу понятно.

– Почему ежу?

– Потому что не крокодилу.

– Ну почему всё-таки ежу? Я не верю, что они хоть что-то понимают.

– Мало ли, чему ты не веришь. Ты не веришь, а черепаха верит.

Полл раскрыла рот…

– И не спрашивай меня, почему черепаха, – быстро добавил Нолличек. – Всё равно не скажу.

– Сам, верно, не знаешь!

– А вот и нет!

– Перестаньте ссориться, – подала голос Нянька.

– Ладно, – примиряюще сказала Полл. – Может, феи ещё откажутся быть крёстными, и тогда Долл сможет назвать ребёнка просто Джун.

– Имя ребёнка – Джун, и нечего тут обсуждать, – спокойно проговорила Долл.

В этот миг в окошко детской влетел почтовый голубь и, уронив к ногам короля четыре письма, унёсся прочь.

– Это, должно быть, ответы крёстных, – обрадовался Нолличек и вынул из розового конверта первое письмо. – Так, от Утренней феи. Она с удовольствием принимает приглашение. Хорошо. Теперь золотой конверт, от Полуденной феи. Она рада нам помочь…

Затем Нолличек вскрыл третий, голубой конверт.

– Сумеречная фея счастлива, объявляет о своём непременном участии.

– А четвёртый конверт чёрный, – заметила Полл.

– Правильно. Его же прислала Полуночная фея. Она тоже прибудет.

– И больше там ничего не написано? – удивилась Полл.

– Нет. Просто: «Я приду». Ну вот, значит, у нашего ребёнка будет целых четыре крёстных. Джун отменяется! – твёрдо сказал Нолличек королеве Долл.

– Джун, – шепнула она младенцу.

– А ты какое имя предлагаешь? – спросила у Нолличека Полл.

– Многосложное, – изрёк он, открывая «Словарь имён». – Как минимум из четырёх слогов, по одному на каждую крёстную. А, вот! Нашёл! Никодемус!

– Но это мужское имя, – возразила мамаша Кодлинг.

– Ну и что?

– У нас девочка, – сказала Долл.

– Да? Почему мне об этом не сообщили?

– Говорили тебе, сто раз говорили, – проворчала Нянька.

– Правда? Что же, очень жаль. Никодемус – прекрасное имя. Но менять, верно, поздно?

– Что менять? – не поняла Полл.

– Девочку на мальчика.

– Ещё бы! – фыркнула Нянька. – Ищи другое имя.

– И искать нечего, – сказала Долл. – Девочку зовут Джун.

Наконец бабка и Нянька покинули детскую, унося лохань с водой и мокрое банное полотенце. У колыбели остались Полл, Долл и Нолличек, который с сожалением захлопнул толстенный словарь.

– Джун, – повторил он, словно пробуя имя на вкус. – Хм… Джун мне вовсе не нравится. Ну, да что ж поделаешь… Иди ко мне, иди к папе на ручки, – сказал он и, забрав малышку у Долл, придирчиво её осмотрел. – Надо признаться, такое потомство делает мне честь, – промолвил он наконец. – Волосы светлые, точно лён, глаза голубые, как цветы льна, губы… Да, кстати, о льне, – сказал он, отдавая крошку матери, – лён в этом году уродился на славу.

– Правда? – равнодушно сказала Долл и зевнула.

– Рекордный урожай собрали. Тебя такие вести должны радовать.

– Почему?

– Как это почему? Ты что, забыла, какой сегодня день?

– Годовщина нашей свадьбы, – сказала Долл. – Ровно год прошёл.

– Вот именно! – со значением произнёс Нолличек.

Долл ойкнула.

– Значит, не забыла! – довольно сказал Нолличек. – Да, моя куколка, ты права, что радуешься! Ибо лён собран – вдвое больше, чем в прошлом году, – и сейчас его перетаскивают в соседнюю комнату. Правда, здорово? Так что давай-ка принимайся за работу, а то не сносить тебе головы.

– Я же теперь королева, – слабым голосом запротестовала Долл.

– Королевы должны держать своё слово. И подавать пример другим женщинам, – твёрдо сказал Нолличек.

– Но завтра крестины! – взмолилась Долл.

– Вот и спряди лён сегодня.

– А если я не смогу? – Голос у Долл совсем упал.

– Придётся без тебя крестить, – вздохнул Нолличек, – хотя мне, право же, будет очень жаль твоей прелестной головки.

– Нолличек, ты всерьёз? Что я тебе плохого сделала? – спросила бедняжка сквозь слёзы.

– Мне? Плохого? Ничего! Ровным счётом ничего! Да я горжусь тобой, словно ты сама царица Савская! Ты же у меня лучшая пряха в Англии!

– А я не хочу больше быть пряхой! – вспыхнула Долл. – Вот царицей Савской – другое дело! Её небось никто насильно за прялку не сажал! И вообще, я хочу быть цветком льна. Их-то никто на заставляет самих себя прясть, да ещё рекордный урожай! Это несправедливо! Это… это неразумно! Злодейство какое-то!

Король взвился под потолок:

– Злодейство? По-твоему, я злой? Да? Злой? Да как ты смеешь! Несправедливый – да, бывает. Неразумный – сплошь и рядом. У меня вообще с разумом плохо. Но злой? Да я самый добрый человек на свете!