Астрид Линдгрен - Калле Блюмквист и Расмус

Вдруг сквозь свист ветра до него донеслись крики о помощи из домика Евы-Лотты. От ужаса он покрылся холодным потом. А вдруг за то, что он скрылся, инженер Петерс придумал друзьям какое-то жуткое наказание? У Калле подкосились ноги. Он непременно должен узнать, что случилось.

Тем же извилистым путём он вернулся назад. Приближаясь к домику, он всё отчётливее различал голоса и, к своему изумлению, обнаружил, что о помощи взывал Никке, а иногда Расмус. Что, во имя всех святых, Андерс и Ева-Лотта сделали с Никке, почему он так вопит? Любопытство было сильнее страха, и Калле решил выяснить, в чём дело, хоть это и было рискованно. На счастье, лес стоял вплотную к домику – умеючи можно было подкрасться к окну Евы-Лотты незамеченным.

Калле змеёй прополз меж елей. Он подобрался так близко, что мог слышать, как Никке ворчит и изрыгает проклятия. Калле уловил довольные голоса друзей. Судя по всему, потасовка с Никке закончилась, тогда почему он так зол? И почему он остался в доме, а не отправился на его, Калле, поиски? Стоп! А это что такое? Прямо у ног, под ёлкой, что-то поблёскивало.

Ключ! Калле поднял его и оглядел со всех сторон. Неужели он от Евы-Лоттиного домика? И как он сюда попал? Новый вопль Никке был ответом на этот вопрос.

– Инженер Петерс, помогите! – кричал Никке. – Они меня заперли! Откройте!

Лицо Калле озарилось широкой улыбкой. Никке был заперт вместе со своими пленниками: вот уж действительно очко в пользу Белой розы! Довольный, Калле сунул ключ в карман брюк.

В ту же минуту он услыхал, как из главного дома выбежали Петерс, Блюм и Сванберг. Калле застыл от страха. Сейчас на него начнётся охота, это ясно, как дважды два. Они будут искать его, пока не найдут. Калле опять был на свободе, а это для Петерса равносильно смерти, ведь он понимает, что Калле постарается во что бы то ни стало вызвать подмогу. Поэтому сейчас для Петерса жизненно важно не дать Калле покинуть остров. Калле был уверен – Петерс не побрезгует никакими средствами, и от этой мысли ему стало не по себе. Он лежал, с ужасом прислушиваясь к топоту ног. Время не ждёт, нужно немедля найти какое-нибудь укрытие, иначе ему конец.

И тут перед самым своим носом он обнаружил просто сказочное место; здесь они искать его не станут, во всяком случае, не сейчас. Под каменным фундаментом домика с западной стороны зияла пустота, где можно было более или менее удобно разместиться. Задняя стена домика выходила на край склона, фундамент здесь был высоким, и в одной его части образовалась пустота, которую Калле и приметил. Заросли высокой травы и красных цветов отлично защищали это место от посторонних глаз на случай, если кому-нибудь вздумается искать его здесь. Быстрый, как ласка, он скользнул под фундамент и отполз подальше от края. Если будут искать здесь, то они ненормальные. Если у них есть хоть капля здравого смысла, они должны искать беглеца как можно дальше от его тюрьмы, а не прямо у себя под носом.

Он лежал, а над головой у него сотрясалась земля. Это Петерс уяснил в общих чертах суть происшедшего: Никке заперт в доме, а Калле сбежал.

– Бегите! – диким голосом орал Петерс. – Бегите и схватите беглеца! И чтоб без него не возвращались, иначе не знаю, что я с вами сделаю…

Блюм и Сванберг поспешили убраться, а Петерс, громко ругаясь, сунул собственный ключ в замочную скважину и открыл дверь. И тут же разразилось новое землетрясение, гораздо сильнее прежнего. Бедняга Никке неумело оправдывался, но Петерс был неумолим. Такой взбучки Никке, пожалуй, никогда ещё не получал, и продолжалась она до тех пор, пока в разговор не встрял Расмус:

– Какой же ты несправедливый, инженер Петерс!

Калле так отчётливо слышал его решительный голосок, словно находился с ним в одной комнате.

– Ты всё время очень-очень несправедливый! Никке же не виноват, что я запер дверь и выбросил ключик в лес!

Петерс ответил лишь глухим рыком.

– Марш отсюда! – заорал он на Никке. – Отыщи парня, а ключ я сам найду.

Калле вздрогнул. Если Петерс решит искать ключ, он подойдёт к нему очень близко, безумно близко!

Вот уж поистине собачья жизнь… Постоянно надо быть готовым защищаться от новых и новых опасностей. Но Калле соображал быстро и так же быстро действовал. Как только Никке с Петерсом вышли из комнаты и заперли дверь, он в ту же секунду покинул своё убежище. С невероятной быстротой Калле подполз к углу дома и стал наготове. И как только услышал быстрые шаги Петерса, проворно прокрался вдоль противоположной стены дома к крыльцу. Вдалеке он различил спину Никке, бежавшего в лес. И, к немалому изумлению Евы-Лотты и Андерса, вырос в дверях всего лишь минуту спустя после того, как киднепперы ушли.

Расмус открыл было рот, чтобы высказаться по этому поводу, но Ева-Лотта тихо оборвала его:

– А ты помолчи!

– Так я же ничего не сказал, – обиделся Расмус, – но если Калле…

– Тс-с-с! – шепнул Андерс, показывая пальцем на Петерса, рыщущего прямо под их окном.

– Ева-Лотта, спой-ка да погромче, – прошептал Калле. – Чтобы Петерс не слышал, как я запираю дверь.

И Ева-Лотта во всё горло запела:

Особой радости это пение Петерсу не доставило.

– Замолчи, – цыкнул он, продолжая поиски ключа.

Он ковырял палкой в траве, раздвигая цветы иван-чая, но ключа так и не нашёл. Было слышно, как он клянёт всех и вся. Но потом, видно, махнул на ключ рукой и исчез. Пленники ждали, затаив дыхание. Они вслушивались в каждый шорох и надеялись, что пронесёт… но вдруг уловили чьи-то шаги на крыльце. Господи, помоги, он вернулся!

Они в растерянности смотрели друг на друга, обессиленные, бледные как полотно, не в состоянии здраво мыслить. В самую последнюю секунду Калле вдруг очнулся. Одним прыжком он оказался за ширмой, загораживающей умывальник. И в тот же миг дверь отворилась – вошёл Петерс. Ева-Лотта взмолилась: «Возьми его отсюда, возьми его отсюда, я не в силах этого вынести… А вдруг Расмус проболтается…»

– Я вас выпорю, как только выкрою время. Такую взбучку вам устрою, когда вернусь, – мокрого места не останется. А если вы не успокоитесь до тех пор, пеняйте на себя. Понятно?

– Да уж, спасибочки, – хмыкнул Андерс.

Расмус хихикнул. Он не слышал ни слова из того, что сказал Петерс. Он был охвачен одной лишь мыслью: Калле за ширмой! Надо же – это почти как в прятки играть!

Ева-Лотта с замиранием сердца следила за выражением его лица. «Молчи, Расмус, молчи», – молила она мысленно. Но Расмус не слышал её тихой молитвы, лишь зловеще посмеивался.

– Ты чего хихикаешь? – зло спросил его Петерс.

Вид у Расмуса был радостный и загадочный.

– Вот ты никогда не догадаешься, кто… – начал он.