Паскаль Рютер - Сердце на Брайле

– Викто́р! Отсутствует? Уже отсутствует? – вопила директриса в громкоговоритель.

Не лучший момент для дезертирства: не стоит привлекать к себе внимание с самого начала учебного года, я бы предпочел слегка подождать.

– Нет! Нет! Я здесь… – крикнул я, размахивая руками. – Иду, вот, смотрите, я на месте!

Вскоре ко мне подошел Хайсам. «Всё решено», – сказал он, и действительно всё уже было решено. Больше никого в классе я не знал и, следуя по коридорам за классным руководителем, думал: «Тем лучше, никто меня не знает».

Мы расселись по местам, учитель попросил заполнить анкеты. В этом году нас почему-то пожелали анкетировать – я так и не понял почему, ну да ладно… Хотелось бы узнать побольше о преподавателях, но я не осмелился и заикнуться об этом. Да предложи я такой учебный проект, к нему точно отнесутся с подозрением. Хотя было бы любопытно узнать, где живут наши учителя, про их семьи и тому подобное. Гораздо интереснее, чем вот это всё.

Хайсам по привычке занял последнюю парту. Я надеялся, что его повадки изменились, однако нет, он по-прежнему желал сидеть за задней партой один. Мой друг часто говорил, что это для него очень важно. Во время уроков Хайсам впадал в состояние глубокой сосредоточенности, которое со стороны напоминало сон. Я-то знаю, что это типа такое сгущение концентрации, представьте себе сироп, – однако учителя каждый год попадались в эту ловушку, думая, что он дрыхнет. Египтянин сидел, опустив подбородок на грудь, скрестив руки на животе и даже прикрыв веки. Уважаемый Хайсам рассказывал, что в такие моменты становится «нильским крокодилом»: всем кажется, будто он спит, однако на самом деле парень впитывает информацию как губка и реагирует на каждое слово, каждую интонацию учителя. Точь-в-точь притаившийся аллигатор. Тот тоже вроде бы дремлет, но стоит приблизиться – попадешь в пасть.

В прошлом году учитель математики написал на доске мудреный пример с кучей корней и всякими формулами, ну прямо как в научной фантастике. Пока он туда-сюда расхаживал от одного конца доски к другому, мой уважаемый египтянин мирно сидел вот так по-своему и, казалось бы, лениво дремал, ничего не записывая и свесив на грудь голову. Вдруг он приоткрыл одно веко и, почтительно приподняв руку, произнес:

– При всём моем уважении, месье, я думаю, мы можем сделать гораздо проще.

Хайсам медленно подошел к доске, взял мел – и тут все поняли, что происходит чудо. Где-то в уголке доски он поставил всего одну-единственную маленькую черточку, а у учителя глаза на лоб полезли, будто перед ним распахнули дверь в бесконечность.

– Вы совершенно правы, – произнес он унылым и одновременно восхищенным голосом.

А затем взял отпуск по болезни: наверняка ему было о чём поразмыслить.

Заполняя анкету, я слегка застопорился на графе «профессия отца». В итоге написал «покупатель», решив, что лучше и не скажешь. Он, заметьте, и продажами тоже занимается, но я подумал: «покупатель» звучит гораздо загадочнее и даже как-то благородно. Вдруг я забеспокоился: поставил ли папа тепловой зазор клапанов на 0,15 в топливной и выхлопной системе «панара»? Иначе коромысло клапана долго не протянет. Задумавшись об этом, я прослушал то, что говорил учитель.

К полудню мы с Хайсамом снова встретились во дворе. Из-за своих очков с толстыми стеклами он был похож на огромную сову. Медленным шагом мы направились в каморку его отца, консьержа коллежа. Хайсам – уважаемый Хайсам, как я к нему иногда обращаюсь, – ходил всегда очень неспешно. А зову я его так, потому что при знакомстве он всегда выдавал одну и ту же фразу, словно проигрывая заезженную пластинку: «Хайсам – это египетское имя, которое заслуживает уважения».

Его отец ожидал нас перед шахматной доской. Рядом возвышалась пирамида из прозрачного лукума. Мой друг – философ. Однажды Хайсам сказал, что египетские пирамиды – это вроде как доказательство того, что люди безнадежны и по само́й природе своей склонны разочаровываться и прикладывать всё меньше и меньше усилий. В тот раз я вообще ничего не понял, поэтому вечером спросил папу, однако он чуть не задохнулся от смеха и посоветовал быть осторожнее с Хайсамом, поскольку мой приятель смахивает на пессимиста. Я заглянул в словарь, который папа подарил мне в надежде пробудить интерес к учебе, и выяснил, что пессимизм – это «убежденность, что всё плохо».

Короче, сегодня я, как обычно, наблюдал за их игрой в шахматы, пока школа пустела, а мой желудок набивался лукумом. Хайсам переставлял фигуры медленно и церемонно, словно какой-нибудь важный маг. На тонких губах его отца играла вечная легкая улыбка. Они почти не разговаривали друг с другом. После каждого хода мой дорогой египтянин брал кусочек лукума и медленно пережевывал, ожидая реакции отца. Сахарная пудра парила какое-то время над шахматной доской и падала на клетчатую рубашку уважаемого Хайсама. Казалось, под защитой маленького сахарного облачка существует особый мирок – тихий и спокойный.

Мне нравилось уходить из коллежа последним. Да и приходить последним, если честно, тоже. Только вот Счастливчик Люк [3] Счастливчик Люк ( англ . Lucky Luke) – персонаж комиксов, мультфильмов, художественных фильмов и сериалов. Впервые этот герой появляется в серии комиксов, опубликованных в 1947 году. Он бесстрашный ковбой на Диком Западе, который «стреляет быстрее своей тени». в этом ничего не смыслил. Кстати, именно Хайсам первым заметил, что наш завуч похож на Счастливчика Люка. Этакий бретонский Счастливчик Люк. Иногда кто-нибудь заглядывал в комнату отца Хайсама с вопросом, и тот отвечал широким взмахом руки. Множество тайн окружало моего дорогого друга. Почему Хайсам такой толстый, а его отец худой? Почему ему дали египетское имя, если его отец – турок? А еще почему уважаемый египтянин соблюдал шаббат, хотя это совсем не египетский и даже не турецкий обычай? Мой приятель Хайсам был очень загадочной натурой. Иногда я искал ответы в словаре, который подарил отец, но и это не всегда помогало. Тогда я просто смотрел, как они играют в шахматы, и объедался лукумом.

Лукум: «удовольствие для горла». Восточная сладость, изготовленная из ароматной пасты и покрытая сахарной пудрой.

– Ну, как всё прошло? – спросил отец, высунув перепачканную в машинном масле голову из мотора «панара». – Еще не успел отличиться?

Я вздохнул.

– Пока нет…

Он недоверчиво нахмурил брови. В конце прошлого года папа пообещал администрации коллежа, Счастливчику Люку в особенности, что будет за мной следить. Чтобы подбодрить меня, он купил «Трех мушкетеров» Александра Дюма и словарь, о котором я уже говорил. Я спросил: