София Сегюр - Маленький горбун

Христина задумчиво улыбнулась, но потом в ее глазках блеснул лукавый свет:

– Знаете, отец мой, мне кажется, я придумала отличное средство не только сделать Мориса менее печальным, но и совершенно счастливым.

– Ты придумала? – спросил де Нансе. – Скорее скажи нам, в чем дело?

– Я думаю, что… что вы будете не совсем довольны, – замялась девочка.

– Недоволен? – удивился де Нансе. – Почему это? Значит, ты выдумала что-нибудь нехорошее, недоброе?

– Напротив, милый папа, – улыбнулась Христина. – Хорошее и очень доброе. Ну, угадайте сами. Это нетрудно.

– Как же я угадаю, если ты даже немножечко не хочешь помочь мне? – спросил де Нансе.

– Ну, а ты, Франсуа, не угадаешь? – обратилась Христина к своему другу.

Франсуа пристально посмотрел на нее.

– Кажется, угадал, – наконец воскликнул он и, наклоняясь к уху Христины, прошептал ей несколько слов.

– Да, ты угадал, – со смехом сказала она. – Ну, теперь ваша очередь, отец мой! Неужели не угадаете?

– Гм, – в свою очередь с улыбкой заметил де Нансе, – мне кажется, что я тоже угадал, ты хочешь, чтобы я ему предложил…

– Правильно! – захлопала в ладоши Христина. – Ну что же, папочка, вы сделаете это?

– Да ведь ты не дала мне договорить, – с улыбкой сказал де Нансе. – Разве ты знаешь, что я хотел сказать?

– Знаю, – кивнула Христина. – Ну так что же? Согласны?

– Что делать, придется согласиться, – пожал плечами де Нансе, – раз уж тебе так хочется. Но я прошу, чтобы это было ненадолго, самое большее на неделю.

– Этого достаточно, отец мой, чтобы его утешить, – согласилась Христина, – но лучше пусть на целый месяц.

Де Нансе лукаво улыбнулся и сказал:

– Мы посмотрим, привыкнем ли мы к этому…

– О, скоро привыкнете, – с жаром сказала Христина. – Пусть Франсуа завтра же позовет его к нам.

– Лучше ты сама поди к нему, Изабелла проводит тебя, – улыбнулся де Нансе, – в то же время ты посмотришь и комнаты, которые Жизель де Сибран приготовит для тебя и твоей Изабеллы.

– Какие комнаты? Зачем комнаты? – в ужасе закричала Христина, широко открыв глаза.

– Да чтобы прожить в доме Сибран целую неделю до отъезда Мориса, – заметил де Нансе. – Ведь ты этого хочешь?

– Как? Жить там?! – закричала Христина. – Уехать от вас к этому Морису, которого я терпеть не могу? Ах, папа, папа, вы меня не любите, если можете так спокойно расстаться со мной! Значит, вы не верите, что я вас люблю, раз думаете, что я хочу, что я могу хотеть уехать от вас. Вот ты, Франсуа, ты угадал правильно. Ты меня любишь, а папа…

Христина залилась слезами и в полном отчаянии бросилась на шею Франсуа, который смотрел на отца глубоко печальными глазами.

Но де Нансе притянул к себе Христину и горячо поцеловал:

– Христина, дитя мое, дорогая моя дочка, успокойся, голубчик, не плачь. Я пошутил. Я отлично понял, что ты просишь меня пригласить Мориса к нам. Ты не дала мне договорить, и я воспользовался случаем отучить тебя от желания угадывать недоконченные мысли. Мне грустно, дитя, что я так опечалил тебя. Поверь мне, дорогая, я никогда не согласился бы, чтобы ты поселилась у Сибран. Поверь также, что я слишком тебя люблю, чтобы мог расстаться с тобой по своей воле.

Утешенная Христина весело поцеловала приемного отца и брата и снова заговорила о переселении Мориса в Нансе.

– Делайте все, что угодно, дети мои, – сказал де Нансе, – я охотно помогу вам в вашем добром деле, хотя мне это так же неприятно, как и Христине. Но, как и она, буду заботиться об этом чужом для меня мальчике и не покажу ему, что он мне не нравится.

На следующий же день Франсуа отправился к Морису. Когда он сказал несчастному, что они приглашают его в Нансе, лицо Мориса так просияло и он принялся так горячо благодарить Франсуа, что маленький горбун был глубоко растроган. Немного успокоившись, Морис сообщил, что его мать уезжает на следующее утро, потому что пришли очень дурные вести о состоянии здоровья деда.

– Значит, ты придешь в Нансе днем? – спросил Франсуа.

– Я поговорю с мамой. Она, конечно, будет очень рада, и тогда я приеду пораньше. Но скажи мне, Франсуа, не будет ли неприятно Христине, что я надолго останусь у вас?

– Ну, конечно, нет! Ведь это она придумала, чтобы ты поселился у нас, она же и просила об этом папу.

– Правда? Христина? – обрадовался Морис. – Какая она добрая! Какой у меня добрый маленький друг!

Франсуа стало неприятно, что Морис как бы украл у него дружбу Христины, но он постарался как можно скорее подавить в себе это чувство. Он мысленно сказал себе, что Христина только жалеет Мориса, сочувствует ему, что ее доброта к нему вызвана лишь желанием сделать доброе дело.

– До завтра, – сказал Франсуа.

– Да, до завтра, мой дорогой друг, – весело произнес Морис. – Что это? Ты уходишь, не подав мне руки?

– Ох, правда, я как-то позабыл об этом, – краснея, сказал Франсуа. – Ну, смотри же, приезжай завтра пораньше!

– Как можно раньше! Да, мой настоящий друг!

Франсуа задумчиво возвращался в Нансе. По дороге домой он встретил Христину и своего отца, которые вышли ему навстречу.

Де Нансе задал ему несколько вопросов о Морисе, а Христина сказала:

– Что с тобой, ты печален?

– Да, я очень недоволен собой.

И он пересказал все, что говорил Морис.

– Тогда… – начал было он и остановился.

– И тогда, – живо перебила его Христина, – тебе стало досадно. И захотелось сказать ему, что я совсем не его друг, что ты всегда останешься моим единственным другом и что я никогда не буду любить его так сильно, как тебя. Кроме того, ты его совсем не любишь так же, как я! – И Христина со смехом обняла своего приятеля.

– Как могла ты догадаться об этом? – с удивлением спросил ее Франсуа.

– Очень просто, когда он попросил меня, чтобы я его полюбила, как люблю тебя, со мной было то же самое! Я нашла, что он глуп, рассердилась на него и с тех пор не могу по-настоящему его любить, но папочка говорит, что это еще ничего, что можно, не любя его, быть с ним доброй и приветливой.

– Знаешь, папа, – заметил Франсуа, – я боюсь, что поступаю дурно, я действительно не люблю его, а между тем мне его жаль. Морис мне внушает сострадание, но мне неприятно видеть его.

– Между тем ты бываешь у него все чаще и чаще, дружок мой, – сказал де Нансе.

– Потому что я люблю его все меньше и меньше, – признался Франсуа, – и, желая наказать себя за это дурное чувство, делаю для него больше того, что делал бы, если бы его любил.

– В тебе говорит сострадание, а это высокое, хорошее чувство, мое дитя, ведь, если бы тобой руководила дружба, ты не делал бы доброго дела. Будь же спокоен и, когда он приедет к нам, позволяй ему думать, что ты его друг. Господь наградит тебя за это великое добро.

– Правда-правда, – подтвердила Христина. – Потому что, знаете ли, трудно показывать людям, что их любишь, когда ничего к ним не чувствуешь.