Майкл Мэлоун - The Intel: как Роберт Нойс, Гордон Мур и Энди Гроув создали самую влиятельную компанию в мире

В этот момент самой большой угрозой было поглощение. В 1970-х годах почти двадцать американских полупроводниковых компаний были куплены иностранцами – в основном когда компании были наиболее уязвимы во времена спада. К концу десятилетия эта тенденция начала сходить на нет, отчасти из-за ужасной динамики объемов этих компаний после поглощения. Большие компании не знали, как справляться ни с культурой компаний—производителей микросхем, ни с условиями Закона Мура, и, таким образом, отставали и теряли лучшие умы. К тому же большинство крупных компаний—производителей микросхем, особенно National Semiconductor, приняли «ядовитые» планы акционирования, чтобы предотвратить неблагоприятные случаи поглощения компаний.

Можно предположить, что уже с самого начала Нойса беспокоила угроза со стороны Японии. Из лидеров полупроводниковой индустрии он в Японии бывал чаще всех. А благодаря его уникальному положению лидера самого известного и почитаемого (его часто называли вдохновителем японской индустрии микросхем), он имел доступ в верхи гигантов японской электронной промышленности. Так что он не обманывался на счет этих компаний. Пока некоторые его коллеги отзывались о них как о «фабриках игрушек», Боб знакомился с ведущими японскими инженерами и имел возможность наблюдать за процессом производства мирового класса.

Уже в 1978 году он полагал: когда-нибудь будущие историки бизнеса отметят, что «вдобавок к тому, что США основали и взрастили цветущую индустрию полупроводников, они же и лишились ее в пользу иностранных конкурентов, как это произошло со сталелитейной промышленностью и рынком телевидения».

Заметим, что Нойс был зол как на японцев (за предательство того, что он называл американским доверием), так и на американскую индустрию микросхем (и на себя) за то, что поддалась этой уловке. Энн Боуэрс позже расскажет Лесли Берлин, биографу Нойса: «Боб был очень доверчивым человеком. Требовалось буквально ударить ему по носу, чтобы он начал думать, что здесь что-то не то. Вы можете представить, что он чувствовал, когда осознал, что все эти годы, в которые он имел дело с японцами, они пытались выведать [американские] секреты». [240]

Тем не менее в то же время возникла еще одна проблема, и Нойсу с SIA пришлось в первую очередь сосредоточиться на ней.

После бурного роста индустрии высоких технологий в 1960-е годы в 70-е процесс создания новых компаний замедлился. И не потому, что предпринимателей стало меньше. Как раз наоборот, их стало больше чем когда-либо, включая Билла Гейтса, Стива Джобса, Нолана Бушнелла и им подобных. Однако венчурные фонды становились меньше и более консервативны в отношении инвестиций. Причиной тому были высокие федеральные налоги на прирост капитала, которые препятствовали потенциальным инвесторам браться за такие рискованные возможности, как новые предприятия сферы высоких технологий. К 1978 году налоги были установлены на уровне 49 %, и относительный недостаток новых компаний (источника жизни Кремниевой долины и мира технологий) угрожал долгосрочному благосостоянию индустрии.

Одной из последних обязанностей Боба Нойса после ухода из руководства Intel было председательство в совете SIA и руководство Комитетом по торговой политике этой организации. На своем прошлом посту, в феврале 1978 года, он ездил в Вашингтон, чтобы выступить перед сенатским Комитетом по вопросам малого бизнеса. Речь шла о необходимости уменьшить налоги на прирост капитала (а если быть точнее – о разнице между этим налогом и обычным подоходным налогом). Американская Ассоциация электроники (AEA), его главный спонсор, поддержала его инициативу.

Это оказалось одним из самых значимых вкладов Нойса в электронную промышленность. К концу года Конгресс одобрил и президент Картер подписал закон, согласно которому налог на прирост капитала сокращался до 28 % (а также уменьшал ограничения на инвестирование пенсионных фондов в фонды венчурного капитала). Три года спустя уже президент Рейган вновь урежет налог – до 20 %, самого низкого уровня со времен президентства Гувера. Такие нормы вызвали мощный всплеск предпринимательства в сфере высоких технологий. В результате в 80-е и 90-е можно наблюдать почти непрекращающийся рост в сфере хай-тек. При этом традиционный спад экономического роста становился все меньше и незначительнее, венчурные фонды изобиловали деньгами (всего за 18 месяцев произошел рост от 50 млн долларов до 1 млрд долларов), а предприятий стало во много раз больше, чем в предыдущие годы. Эти новые компании выстояли и теперь были на пике своей активности, чем посодействовали самому продолжительному экономическому подъему США, который, по общему мнению, был заслугой как «Рейгановской революции», так и президентства Клинтона.

Многие люди, начиная с экономистов и заканчивая сторонниками урезания налогов, политиками и представителями деловых кругов, поспособствовали такому процветанию. Но поворотным моментом, тем событием, которое запустило этот процесс и сделало его законным, стала речь Боба Нойса в Сенате.

Теперь, в начале 80-х, японская полупроводниковая индустрия вернулась, чтобы отомстить. Всем американским полупроводниковым компаниям пришлось от этого нелегко. Intel, как уже упоминалось, столкнулся с существенным сокращением штата – в результате осталось 2 тысячи сотрудников. Компании пришлось продать IBM небольшую долю участия в ней. AMD потеряла две трети своей чистой прибыли в период 1981–1982 годов. National Semiconductor Inc. с печалью наблюдал за изменением динамики своих доходов (с 52 млн долларов прибыли до 11 млн долларов убытков). Со скорбной улыбкой в те темные деньки Нойс предложил начать собрание SIA совместной молитвой.

К 1984 году, когда японские компании начали снижать цены на запоминающие устройства до минимума и еще сильнее укреплять позиции на рынке, ситуация стала критической. В течение одного года доля участия Японии на мировом рынке полупроводников превзошла долю Соединенных Штатов. Япония стала номером один. В интервью San Jose Mercury-News Нойс демонстрировал драматизм положения. Куда бы он ни смотрел, как он говорил, он видел признаки «упадка империи… Назовите мне хоть одну область, в который США теперь не отстают или на рынке которой наша доля растет? Мы движемся по смертоносной спирали».

Он опасался, что США могут стать «пустошью», при этом прибавляя: «Как вы оцениваете Детройт? С нами [индустрией полупроводников] может случиться то же самое». Хуже того, говорил он, словно предостерегая самого себя, растущее чувство отчаяния, которое пришло на смену оптимизму, столь присущему Долине, оказалось замкнутым кругом: «…оптимизм – существенная составляющая инновации. Как человек может встать на путь перемен и приключений, если он предпочитает безопасность и уют?» [241]