Майкл Мэлоун - The Intel: как Роберт Нойс, Гордон Мур и Энди Гроув создали самую влиятельную компанию в мире

Марии удалось навестить своего сына дважды за этот период. В первый раз, приехав, она застала сына сидящим у окна и наблюдавшим за немецкими солдатами, которые загоняли соседей-евреев с поднятыми вверх руками в грузовики. Он плакал.

В следующий раз Мария приехала с новостями. Они снова переезжали – на этот раз вместе – в пригород Будапешта, Кёбанью. Там они намеревались получить новую, славянскую, фамилию – Малешевич, – а также новые документы, подтверждающие это. Андраша научили говорить, что они с матерью были беженцами из Бачалмаша – самая простая история, которую мальчик с легкостью мог запомнить.

Зима того года в Кёбанье была особенно мрачной, темной и холодной. Две семьи разделяли одну квартиру. Все пользовались общим туалетом, и Мария осторожно проинструктировала сына, чтобы он никогда не справлял нужду при ком-либо, так как обрезание его выдало бы.

Ранним утром 29 декабря мать с сыном проснулись от «странного звука. По звуку казалось, что кто-то кидает деревянные доски друг на друга». Советская артиллерия. Мария Гроф снова правильно все просчитала – и Андраш в очередной раз убедился, что правильный расчет времени играет огромную роль. Красная армия начала осаду Будапешта.

Уже в ходе начальной артиллерийской атаки один снаряд попал в дом, в котором они жили, и Мария с сыном присоединились к остальным жителям этого дома, спрятавшись в деревянном подвале на несколько дней. Там, чтобы занять чем-то детей, им было сказано повторить катехизис. Андраш, теперь используя свой ум в целях выживания, быстро отпросился в туалет и побежал за помощью к маме. Мария, быстро оценив ситуацию, громко сказала сыну, что у него много дел и ему нужно их быстро сделать, – и их секрет остался нераскрыт.

Более полумиллиона русских и румынских солдат окружили около 50 000 венгерских и немецких солдат, оставшихся в городе, а также порядка 800 000 мирных жителей, запертых там. Бой начался в Пеште, который был сильно разрушен к концу января. Затем войска перебрались в Буду, где оборона воспользовалась возвышенной местностью. В конце битвы Будапешт стал вторым Сталинградом. К моменту окончания боев (13 февраля 1945 года) около 150 000 венгерских и немецких солдат были мертвы, ранены или взяты в плен. Победившие советские войска несли еще бо́льшие потери: более 300 000 убитых, раненых, пропавших без вести и больных. Тем временем 40 000 жителей Будапешта лежали мертвыми, попав под перестрелку. Еще 25 000 человек погибли от голода, болезни и по другим причинам, и из этого количества 15 000 были евреями, жестоко убитыми «Скрещенными Стрелами» в последней волне безжалостного кровопролития.

Теперь началось изнасилование Будапешта.

Как только Скрещенные Стрелы покинули город, солдаты Красной армии, охваченные жаждой мести, заняли его – и стали добивать таким образом, который прозвали крупнейшим массовым изнасилованием в истории. Тем временем у Сталина были собственные планы на будущее Венгрии.

По подсчетам, 50 000 женщин и девочек были изнасилованы и ограблены солдатами Красной армии после взятия города, а некоторые данные называют цифру 200 000. Солдаты вскоре вышли из-под контроля своих офицеров (которые часто сами принимали в этом участие) и иногда даже врывались в посольства стран, сохраняющих нейтралитет (Швеция и Швейцария), и насиловали женщин, работающих там.

На протяжении некоторого времени Мария и Андраш оставались нетронутыми этими ужасами. Затем, в начале января, Красная армия оккупировала Кёбанью, и взвод солдат вошел в здание, где они жили. Энди вспоминал, что «они входили непринужденно, но в руках каждого из них был пулемет».

Первая встреча Марии с солдатами лицом к лицу оказалась на удивление доброжелательной. Русский сержант говорил с ней на немецком, и, к удивлению Андраша, его мама отвечала на том же языке. «Я никогда не слышал, чтобы мама говорила на чем-то, кроме венгерского, поэтому был впечатлен тем, как свободно она с ним разговаривала». Он был еще более удивлен, когда его мама позвала его поговорить с солдатом, которого звали Хайе. Она попросила его наизусть произнести еврейскую молитву, которую он выучил в школе, «Modim Anachnu Lach» – «Мы благодарны Тебе». Андраш, которого заставляли скрывать еврейские корни на протяжении двух лет, был напуган и сбит с толку, но его мама сказала: «На это короткое время, все в порядке». [195]

Выяснилось, что сержант Хайе тоже был евреем и он потерял своих родителей в Холокост.

Но даже такая удача долго не могла продлиться. И уж никак не в здании, полном солдат, тогда как Мария Гроф все еще была молода и красива.

Однажды вечером другой солдат, которого звали Андрей, зашел в спальню Марии с сыном. Они уже были в постели. Солдат сел на край кровати, разговаривая с Марией на русском, и жестами показывал на ее грудь, а потом на себя. Через некоторое время Мария кивнула, встала с кровати, оставила Андраша под присмотром другой женщины… и ушла с солдатом.

Она вернулась позже, «очень напряженная и разозленная», разбудила спящего сына и повела его назад в их спальню. Даже во время, наполненное странными и опасными событиями, Андраш понимал, что на этот раз случилось что-то другое: «Я лежал там, ошеломленный и полный опасений. Я понятия не имел, что происходит с моей мамой и что станет с нами обоими». [196]

Позже появилось еще несколько солдат – но Мария их выгнала. «Мама прокричала что-то про то, что все три женщины уже в тот день это делали».

Как часто показывает история, поведение оккупантов отличается от поведения победителей – даже если это те же солдаты и разница всего в несколько дней. Сейчас ожидалось, что те советские солдаты, которые занимались грабежом и изнасилованием пару недель до этого, будут уважительно относиться и к материальным ценностям, и к местным женщинам, особенно когда они разделяли одно жилье. Андрей был одним из дураков, что не приспосабливались к новым приказам достаточно быстро. Знала ли Мария это, или ей сказала об этом одна из других женщин, но на следующее утро она взяла сына, вместе они пошли в местный пункт военной полиции и написали заявление.

Военная полиция явно искала примеры и козлов отпущения в связи с новыми приказами, потому что, вместо того чтобы отправить Марию домой (возможно, с избиением или хуже), они встретили ее с сыном в квартире, где их ожидала группа солдат и полицейских. Там полиция быстро организовала шеренгу, в которую вошли Хайе и Андрей. Из воспоминаний Энди: «Мама повернулась лицом к солдатам, одному за другим смотрела в глаза и мотала головой – «нет». Я затаил дыхание, когда очередь дошла до Андрея. Сам Андрей был ярко-красным, и казалось, что он не дышит. После короткой паузы мама снова мотнула головой. Я потянул ее за руку. Она, в ответ, ее сжала и сказала «Тихо!» суровым тоном, который запрещал любой звук». [197]