Трент Далтон - Мальчик глотает Вселенную

– Она почти здесь, приятель, – вот и все, что сказал ему Лайл через дверь. И Джин просто кивнул, как будто точно знал, о чем толкует Лайл. Как будто знал, что такое быть тактичным.

На пятый день мама выбрала меня, так как знала, что я самый слабый.

– Илай! – крикнула она через дверь. – Он пытается убить меня! Тебе нужно позвонить в полицию. Позвони им, Илай. Он хочет меня убить.

Я подбежал к нашему телефону и начал набирать три нуля на медленно вращающемся диске, пока Август не нажал мягко пальцем на рычаг. Он покачал головой. Нет, Илай.

Я заплакал, а Август нежно обнял меня за шею, и мы пошли обратно по коридору. И снова стояли, не сводя глаз с двери. Я заплакал сильнее. Затем прошел в гостиную и открыл раздвижные нижние дверцы «стенки», отделанной шпоном «под дерево», где хранились мамины виниловые пластинки. Альбом «Between the Buttons» группы «Роллинг Стоунз». Тот, который она крутила так много раз; с обложкой, где они стоят в зимних пальто, а Кит Ричардс получился размыто, как будто ступил на полшага во временной портал, который перенесет его в будущее.

«Эй, Илай, поставь песню “Рубиновый вторник!”» – постоянно просила мама.

«Которую из них?»

«Первая сторона, третья толстая линия от края», – всегда говорила мама.

Я отключил проигрыватель от розетки, протащил его по коридору и снова подключил рядом с дверью в комнату Лины. Опустил иглу на третью толстую линию с краю. Эта песня – о девушке, которая никогда не говорила, откуда она. Песня разнеслась по дому, и мамины рыдания эхом отозвались за дверью.

– Поставь еще раз, Илай, – сказала мама.

На седьмой день, к закату, Лайл открыл замок. Через две или три минуты дверь спальни Лины со скрипом отворилась. Мама выглядела худой, изможденной, двигалась медленно и пошатывалась, словно ее кости держались вместе, связанные веревками. Она попыталась что-то сказать, но ее губы, рот и горло были такими сухими, а тело настолько измученным, что она не могла выдавить из себя ни слова.

– Об… – начала она.

Облизнула губы и попробовала снова.

– Об… – пыталась она.

Мама закрыла глаза, словно собиралась упасть в обморок от слабости. Мы с Августом наблюдали и ждали какого-то знака, что она снова здесь, что она вернулась; знака, что она пробудилась от своего великого сна, и я думаю, таким знаком стало то, как она упала в руки Лайла, а затем соскользнула на пол, цепляясь за человека, который спасал ей жизнь, и глядя на взволнованных мальчиков, которые верили, что он может это сделать. Мы обступили ее вокруг – она была похожа на упавшую птицу. И в укрытии из наших тел она прощебетала два слова.

– Обнимите меня… – прошептала она.

И мы все обняли ее так крепко, что могли бы слиться в скалу, если бы простояли так достаточно долго. Превратиться в алмаз.

Затем мама, шатаясь и цепляясь за Лайла, добралась до их спальни. Лайл закрыл за ними дверь. Мы с Августом тут же тихо вошли в комнату Лины, словно осторожно ступали по минному полю где-то в северовьетнамских джунглях, на родине дедушки и бабушки Дука Кванга. На полу среди клочьев волос валялись бумажные тарелки и объедки. В углу комнаты стоял ночной горшок. Небесно-голубые стены оказались покрыты небольшими дырами размером с мамины кулаки, и от этих дыр стекали полоски засохшей крови, словно рваные красные флаги, развевающиеся над полем битвы. Длинная коричневая полоса из засохшего дерьма, похожая на грунтовую дорогу в никуда, тянулась вдоль двух стен. И какой бы ни была битва, которую мама вела в этой маленькой спальне, мы знали – она только что выиграла ее.

Мою маму зовут Фрэнсис Белл.

Август и я молча стоим в яме. Проходит целая минута. Август в отчаянии сильно толкает меня в грудь.

– Прости, – говорю я.

Еще две минуты проходят в молчании.

– Спасибо, что принял удар на себя. Насчет того, чья это была идея.

Август пожимает плечами. Проходят следующие две минуты, и вонь совместно с жарой в этой выгребной яме терзают мою шею, мой нос и мое сознание. Мы смотрим в круг света, через дырку в деревяшке для задниц Лины и Аврелия Орликов.

– Думаешь, он вернется?

Пробуждение. Темнота. Лунный свет из окна спальни отражается от лица Августа. Он сидит возле моей нижней койки, вытирая мне пот со лба.

– Я тебя опять разбудил? – спрашиваю я.

Он слегка улыбается и кивает. Да, но это ладно.

– Опять тот же сон.

Август кивает. Я так и подумал.

– Волшебная машина.

Сон о волшебной машине, в котором мы с Августом сидим на коричневом виниловом заднем сиденье автомобиля «Холден Кингсвуд» [11] Марка машины, производившаяся в Австралии концерном «Дженерал моторс». того же цвета, что и небесно-голубые стены в спальне Лины. Мы играем в «уголки» – кто кого зажмет в угол; пихаем друг друга и хохочем так сильно, что едва не писаем в штаны, а человек за рулем резко подает то влево, то вправо, въезжая в крутые повороты. Я опускаю окно со своей стороны, и ураганный ветер сносит меня вдоль сиденья прямо на Августа, прижимая его к противоположной двери. Я изо всех сил сопротивляюсь ветру, дующему в окно, высовываю голову и делаю открытие – мы летим по небу, а водитель этого таинственного транспортного средства ныряет и петляет через облака. Я поднимаю окно обратно, и все снаружи становится серым. Серость повсюду. «Просто дождевая туча», – говорит Август. Потому что в этом сне он разговаривает.

Потом за окном машины все становится серо-зеленым. Все снаружи серо-зеленое и мокрое. Затем стая лещей проплывает мимо моего окна, а машина проезжает заросли колышущихся морских папоротников. Мы едем не через дождевую тучу. Мы едем по дну океана. Водитель оборачивается, и я вижу, что это мой отец.

«Закройте глаза!» – говорит он.

Моего отца зовут Роберт Белл.

– Я умираю с голоду.

Август кивает. Лайл не задал нам трепку за то, что мы нашли его тайную комнату. Я жалею, что он так не сделал. Молчание еще хуже. Молчание и взгляды, полные разочарования. Я бы охотнее получил десять шлепков открытой ладонью по заднице, чем то чувство, что я становлюсь старше, слишком взрослым для шлепков по заднице и слишком старым для того, чтобы прокрадываться в тайные комнаты, о которых мне не положено было узнать; слишком старым, чтобы кричать о найденных пакетах с наркотиками в газонокосилках. Лайл вытащил нас из «бомболюка» после обеда, в молчании. Ему не пришлось говорить нам, куда идти. Мы отправились в нашу спальню из обыкновенного чувства здравого смысла. Ярость исходила от Лайла, как запах скверного одеколона. Наша комната была самым безопасным местом, наше тесное святилище, украшенное одиноким, давно выцветшим рекламным плакатом «Макдоналдса», демонстрирующим командные фото с однодневных соревнований по крикету на Кубок мира Бенсона и Хеджеса сезона 1982–1983 года между Австралией, Англией и Новой Зеландией; с пририсованным членом и яйцами, которые Август в качестве особой награды добавил на лоб Дэвида Гувера, стоящего в первом ряду «помми» [12] Пом, помми (Pom, pommy, pommie) – ироническое прозвище англичан в Австралии и Новой Зеландии. . Мы не получили ужин. Нам не сказали ни единого слова, так что мы просто отправились спать.