Мари-Од Мюрай - Спаситель и сын. Сезон 3

Связь резко прервалась. Вьенер вышел из сети. Спаситель несколько секунд сидел как оглушенный, потом опомнился и выключил компьютер.

– Чтоб тебя! – ругнул он хомячиху, которая разогнала колесо до скорости вертолетного пропеллера. И грохотало оно не меньше.

«Со мной что-то неладно, – подумал Спаситель. – Я поддаюсь эмоциям пациентов, перестал соблюдать дистанцию. Хорошо, что скоро встречусь с супервизором».

Он с натугой поднялся и, как недавно Вьенер, застыл перед «Странником над морем тумана». Что изображено на этой картине? Человек в темном сюртуке, с развевающимися на ветру волосами и альпенштоком в руке стоит спиной к зрителю. Он покорил вершину, и теперь перед ним – цепь заснеженных гор, выступающих из облачной пелены. Что увидел в ней Вьенер? Человека на горной вершине, как он – на вершине мастерства, готового сорваться в пропасть?

До начала новой рабочей недели Спасителю оставалось четыре часа.

Первым в понедельник утром должен был пожаловать Кермартен, за которым подглядывали соседи. «Интересно, послушался он моего совета?» – подумал Спаситель. И очень скоро получил ответ.

– Четыре лампы по 300 ватт, – объявил Кермартен, едва переступив порог кабинета. – Я направил их на потолок и держал включенными всю ночь. Тут-то они и поняли, что я их разоблачил! На следующий вечер я включал лампы только на два часа перед сном. А потом стал включать по часу. Уверен, скоро они прекратят свои происки. Вы оказались правы, это хорошая тактика.

Он, потирая руки, хохотнул. Вид у него был диковатый, как и в прошлый раз.

– Будьте бдительны, не расслабляйтесь! – озабоченным тоном сказал Спаситель. – Не то они сделают вид, что отстали, а потом опять возьмутся за свое. Пусть лампы светят каждый вечер по два часа, не меньше.

Кермартен огорчился. Он думал, психотерапевт разделит его радость быстрой победы над врагом.

– Жаль, – сказал он, – а я хотел в следующие выходные кое-кого позвать в гости.

– Кое-кого? – эхом отозвался Спаситель.

– Одну женщину.

– Вот как?

Похоже, дело принимало новый оборот. Кермартен овдовел три года назад. Они с Виолеттой, его женой, прожили пять лет в счастливом браке. А с этой женщиной он познакомился незадолго до того, как за ним начали шпионить соседи.

– Пока они подглядывали, я же не мог компрометировать даму.

– Вы рассказали ей о слежке?

– Конечно нет. Она сочла бы меня сумасшедшим!

Теперь Кермартен выглядел и говорил совершенно нормально.

– А почему бы вам на выходные самому не пойти к вашей даме в гости? – подсказал ему психолог. – Если соседи ничего о ней не знают, они не успеют навесить камеры у нее дома.

– Ну, как-то неудобно напрашиваться, – усомнился Кермартен.

– Можно найти предлог. Предположим, у вас идет ремонт и в спальне пахнет краской.

При слове «спальня» Кермартен задрожал и чуть слышно пробормотал:

– Так или иначе, она не допустит.

– Ваша знакомая?

– Нет. Виолетта.

– Виолетта?

– Она не допустит.

Спаситель хотел убедиться, что правильно понял:

– Ваша жена?

Кермартен бросил взгляд на потолок.

– Вы уверены, что здесь нет…

– В моем кабинете нет камер. Я уверен, месье Кермартен. Она за вами не следит.

Кермартен недоверчиво и даже злобно взглянул на него:

– Вы с ней в сговоре?

– Нет. Но я только что понял, что она в сговоре с вашими соседями. Еще одна причина не терять бдительности. Не выключайте лампы всю ночь и пока не приглашайте никого в свою спальню.

Кермартен удрученно кивнул. От мертвой жены ему будет труднее избавиться, чем от живых соседей. Следующий сеанс назначили через неделю.

А у Спасителя весь день не выходило из головы наваждение пациента-параноика. Он тоже был вдовцом и целых шесть лет после смерти жены не приводил в свою спальню другую женщину.

– Элла?

17:15. Элла в приемной шаркала по полу новенькими кедами, глядя на них с отвращением.

– Давно не виделись! – встретил ее психолог. – Nice shoes [13] Красивая обутка (англ.). .

На самом деле он с первого взгляда понял, что ей не нравилось. Новые кеды были розового цвета.

– Это все мама, – вздохнула Элла. – Мы вместе были в магазине, и она пристала к продавщице: «А более женственной модели у вас нет?»

– Странное выражение: женственная модель.

– В духе моей сестрицы, – усмехнулась Элла.

Она села и долго сидела молча. Про фотографию она решила Спасителю не говорить, а больше сказать было нечего. И вдруг она просияла – тема для разговора нашлась:

– Ах да! В субботу мы с папой ходили на картинг. Оказывается, это его детская мечта. Десять минут – шестнадцать евро. Было здорово. А потом в настольный футбол сыграли. Я папу обставила.

Она старалась говорить басовито.

– С мамой – развлечение для девочек, с папой – для мальчиков, – заметил Спаситель.

«Лесби или транс», – пронеслось в голове у Эллы, и ее передернуло.

– О чем ты подумала?

– Ни о чем.

– Давай сыграем в одну игру. Я говорю какое-нибудь слово, а ты мне сразу, не задумываясь, слово или фразу в ответ. Как в пинг-понг.

– Что-что? – Элла растерялась.

– Я начинаю. Белый.

– Ну-у… Черный.

– Говорить.

– Молчать.

Мама. Страх. Любовь. Никогда. Терапия. Секреты. Папа. Пьет. Мячик летал взад-вперед через сетку. Правда. Скрывать. Открыться. Пропала! Элла перестала себя контролировать. Злоба. Люди.

– Школа.

– Не хочу туда больше!

Они посмотрели друг другу в глаза. Так вот почему у нее болел живот – снова вспыхнула школьная фобия.

– Я вам кое-что покажу, – сказала Элла. – Только никому не говорите.

Она протянула Спасителю свой айфон.

– Отличная фотография, – сказал он.

– Вы почитайте эсэмэски. – Элла покраснела от стыда.

Их накопилось уже 523. Спаситель прочел несколько штук. Они были примерно одинаковые:

Лесби, транс, педе. Хочешь переспать со мной и с моим другом? Куда девала сиськи?

Он вернул Элле айфон.

«Эта штуковина – в детских руках настоящая бомба, – подумал он. – Кто угодно, где и когда угодно может украсть чужую фотографию, распространить ее, пустить слух, испортить репутацию».

– Кто сделал эту фотографию?

– Джимми.

– Как его фамилия?

– Дельон.

– Джимми Дельон. Так. Кто еще?

– Что вы хотите сделать? – забеспокоилась Элла.

– Без твоего согласия – ничего. Есть кто-нибудь, кому ты доверяешь?

– Вы… мадам Нозьер.

Это ее учительница латыни.

– И всё?

– Мадам Сандоз.

Школьная медсестра, у которой всегда есть в запасе лекарства от болей при месячных и любовных мук.

– И всё?

– Папа? – неуверенно сказала Элла.

– А из твоих ровесников? Одноклассников?