Мари-Од Мюрай - Спаситель и сын. Сезон 3

Элла подняла брови и покачала головой: нет. Есть две девочки, с которыми она иногда разговаривает, но и они могли бы смеха ради рассылать фотографию. Спаситель стал выяснять дальше: ведь все это делает не только Джимми, верно?

– Еще девчонки из параллельного класса. Я вам про них говорила.

Она встречалась с ними раз в неделю, на уроках латыни. Они стащили у нее тетрадь, в которой она писала роман, и в шутку испачкали чернилами ее любимую морскую сумку. Алиса Рошто тоже ходила на латынь, но участвовала ли она в травле, Спаситель не знал.

– Можешь назвать имена этих девочек?

– Главная – Марина Везинье. Потом Сельма… Мелани… еще Ханна… Алиса… Но жаловаться учительнице – ни за что!

– Думаешь, прекратится само собой?

– Нет, – ответила Элла.

Спаситель заметил, что она трет грязной подошвой правого кеда розовый верх левого.

– Значит, выхода нет?

– Я набью им морду.

В другом мире, где она звалась Джеком, все решалось на кулаках, в честной драке.

– Ты разрешишь мне поговорить с мадам Сандоз? Я хорошо ее знаю.

Элла кивнула, но тут же пожалела, что дала согласие. Спаситель запустит цепную реакцию. Медсестра скажет завучу, а тот – родителям.

– Мама совсем не понимает, какая я. Ей и подумать об этом страшно. А увидит фотографию – просто с ума сойдет.

– И не станет на твою сторону, если узнает, что тебя травят?

– Она решит, что я ненормальная.

– А папа?

– Не знаю… Он стал таким странным.

Спаситель помнил отца Эллы, он был очень агрессивно настроен к психологам и «всяким их дурацким фишкам».

– Что значит странным?

– Да не знаю я! – Элла всплеснула руками. – Говорит, что мне надо сдать на юношеские водительские права, как только подойдет возраст, и что он надует мне футбольный мяч. – Она засмеялась. – Подарил мне свой скаутский нож!

– Так-так, значит, ты для него стала мальчиком.

Элла замерла, будто услышала что-то невероятное.

– Хорошо бы в следующий понедельник ты пришла вместе с папой, – сказал Спаситель под конец консультации, а про себя подумал, что у Эллы, возможно, нашелся неожиданный союзник.

В тот день, поскольку все еще длились школьные каникулы, Спаситель закончил прием довольно рано и в 18:45 уже был свободен как ветер: хочешь, сиди с парнями на террасе, хочешь, болтай по телефону с Луизой.

– Алло! Ты не занята?

Они говорили обо всем на свете, пока в Спасителе не проснулся внутренний голос, он же Супер-эго или Сверчок Джимини [14] Персонаж из мультфильма Уолта Диснея «Пиноккио» по сказке Карло Коллоди. Сверчок Джимини стал совестью Пиноккио. , и не начал приставать: скажи да скажи ей, что ты сделал. «Ну ладно, – уступил Спаситель. – Только не по телефону».

– Ты думаешь о чем-то своем, – сказала Луиза. – У тебя неприятности?

«Вот видишь, – возликовал Джимини, – она догадалась». «Вовсе нет, – заюлил Спаситель. – Я же ничем себя не выдал». «А подсознание на что?» – ухмыльнулся Сверчок.

– Ау! Спаситель, ты тут?

– Что? Да-да, извини… Нет, никаких неприятностей. Просто незадача с одной пациенткой, но это связано с моей практикой, я не имею права рассказывать.

«Ой, врешь!» – заверещал Джимини.

Вести два разговора сразу Спасителю было не под силу, а потому он поспешил закруглиться и повесил трубку.

На веранде парни сидели рядком на диване напротив телевизора и внимательно смотрели какую-то муру. Спаситель походя выключил телевизор.

– Но, па-а-па-а! – заныл Лазарь. – Это же время, когда можно!

– Накрой-ка на стол. Габен, умеешь делать соус для салата? Мне через полчаса уходить.

– Куда?

Спаситель вздернул брови – с каких это пор он должен отчитываться перед Габеном?

– Идет к своей инспекторше, – ответил за отца Лазарь, – он к ней всегда после ужина ходит.

Выходит, всё всем известно? Спаситель провел рукой по лбу, будто стирая то, что там написано: «Он поцеловал пациентку».

Мадам Дюбюи, психиатр и психоаналитик, жила со своей старой матерью в Клери-Сент-Андре, в довольно мрачном доме. Спаситель вошел в ее приемную ровно в 20:30 – старинные бургундские часы как раз засипели и пробили один раз. Спаситель осмотрелся: знакомая, неизменная обстановка. Тот же торшер с пожелтевшим, украшенным пыльными кисточками абажуром.

– Ну и что ты скажешь своему аналитику? – опять завелся Сверчок Джимини. – Что пытался соблазнить пациентку?

– Чушь! – возмутился Спаситель. – Во-первых, она сама начала.

– Отлично! – фыркнул Джимини. – «Это не я, мадам, она сама!» А кто отвечает за контртрансфер?

Спаситель «чипнул» – он был зол на себя.

– Но это не самое главное, – не унимался Сверчок. – Что тебя больше всего-то гложет? Признавайся!

Спаситель поерзал и закашлялся, будто его одолела аллергия на пыль.

– Ну-ну, не притворяйся! Ты боишься – вдруг ты такой же, как твой папаша, Красавчик Фефе с Мартиники, наплодивший семнадцать детишек, – такой же бабник, потаскун.

– То есть меня терзает страх оказаться неверным? – Теперь усмехнулся Спаситель. – К твоему сведению, я был верным мужем, и даже после смерти Изабель ни одна женщина не…

– Да-да, – перебил его Джимини. – А почему? Только потому, что ты чувствовал себя виноватым в том, что у жены была депрессия, что ты не смог ее спасти. Но вспомни, в шестнадцать лет в Фор-де-Франсе ты каждую неделю влюблялся в другую девицу, а в двадцать один год в Париже, вдали от родителей, так загулял, что не перешел на следующий курс и пришлось его повторять.

Спаситель снова зашелся кашлем – уж больно разыгралась аллергия. Он прислушался в надежде уловить хоть какие-нибудь звуки, кроме тиканья старинных часов. Но дом казался мертвым. Он встал и принялся ходить взад-вперед по приемной. Это помогло – в голове созрело несколько важных решений. Он продолжит работу с Бландиной, но видеться с ее матерью не будет. Самюэлю даст ПУСТУЮ коробку лексомила – пусть мадам Каэн думает, что сын принимает лекарство. С Вьенером, когда он пьян, разговаривать не станет. И не скажет Луизе о том, что произошло между ним и Марианной Дютийо.

– Луиза слишком уязвима, – объяснил он внутреннему голосу. – Ей изменил бывший муж, и она может подумать, что все повторяется сначала. Будет мучиться попусту.

– Ну да, ты хлопочешь о ее благе, – хихикнул Джимини. – Такой добренький.

Бим-бом, бим-бом… Часы пробили девять. Доктор Дюбюи опаздывала уже на полчаса.

– Издевательство, – сквозь зубы пробормотал Спаситель.

Он уехал из Клери-Сент-Андре с почти спокойной совестью, сэкономив к тому же 85 евро. Домой он зашел через сад и застал на веранде Жово – тот сидел в темноте, напротив выключенного телевизора.

– Свет меня утомляет, – сказал старый легионер.