Джулиан Феллоуз - Снобы

Машина остановилась, довольно хрустнув гравием.

– С чего начнем, с дома или с сада? – Изабел, как советский военный инспектор, попавший на военную базу НАТО в разгар холодной войны, была намерена ничего не упустить.

Эдит пожала плечами:

– А в доме есть на что смотреть?

– Непременно, – твердо отозвалась Изабел и уверенно направилась к входу, и мы покорно последовали за ней.

Массивная, изогнутая подковой гранитная лестница вела в парадные помещения.

Одной из любимейших историй Эдит навсегда останется рассказ о том, как она впервые попала в Бротон, купив входной билет, и от личной жизни обитателей ее отделял красный канат на металлических стойках.

– Хотя, – добавляла она со своей забавной усмешкой, – личной жизнью этот дом никогда не был особенно богат.

Бывают на свете дома, настолько полные духом личности того, кто их построил, и всепроникающим запахом жизней, прошедших в этих стенах, что посетитель чувствует себя то ли взломщиком, то ли призраком, исподтишка наблюдающим за жизнью обитателей, выпытывающим их секреты. Бротон не принадлежал к этому типу. От фундамента до каминной решетки и конька крыши он был создан с одной лишь целью: производить впечатление на посторонних. И надо сказать, к концу XX века его роль совсем не изменилась. Единственная разница состояла в том, что теперь посторонние покупали билеты, вместо того чтобы подкупать экономку.

Однако современному посетителю великолепие парадных залов открывается не сразу, и холодная, сырая комната, куда мы вошли (позже мы узнали, что она зовется Нижний холл), показалась нам не уютнее пустого стадиона. Жесткие даже на вид стулья для лакеев выстроились вдоль стен, вызывая в воображении бесконечные часы ожидания, проведенные на этих стульях и наполненные неизбывной скукой. Пол был выложен стертыми каменными плитами, а посередине комнаты находился длинный черный стол. Кроме четырех грязных видов Венеции в стиле Каналетто, только похуже, на стенах больше ничего не было. Как и все остальные помещения в Бротоне, эта комната была совершенно немыслимых размеров, и мы трое чувствовали себя просителями.

Из Нижнего холла, сжимая в руках путеводители, мы поднялись по парадной лестнице, резные дубовые пролеты которой неуклюже карабкались вверх, обогнули тяжеловесную, немного депрессивную бронзовую статую умирающего раба, затем пересекли широкую верхнюю площадку и попали сначала в Мраморный зал, огромное помещение высотой в два этажа, окруженное с четырех сторон галереей. Если бы мы поднялись по внешней подковообразной лестнице, то сразу попали бы в этот зал, подавляющий своим великолепием. Оттуда мы прошли в Красную гостиную, еще одну огромную комнату, – здесь стены были оклеены тиснеными малиновыми обоями, а потолок украшала тяжелая красно-коричневая лепнина, оттененная золотом.

– Чур, мне тикку из цыпленка! – воскликнула Эдит.

Я рассмеялся. Она была права: комната очень походила на гигантский индийский ресторан.

Изабел открыла путеводитель и начала читать вслух тоном учительницы географии:

– «Обои, украшающие стены Красной гостиной, сохранились со времен постройки, этим интерьером Бротон-Холл гордится по праву. Позолоченные пристенные столики созданы Уильямом Кентом специально для этого помещения в тысяча семьсот тридцать девятом году. Морские мотивы в украшенных резьбой трюмо посвящены назначению третьего графа Бротона в британское посольство в Португалии в тысяча семьсот тридцать седьмом году. В память об этом графе в гостиной, которую он считал своей любимой комнатой, находится его парадный портрет кисти Джарвиса, рядом с портретом его жены кисти Хадсона, картины расположены по обеим сторонам итальянского камина».

Мы с Эдит рассматривали картины. Портрету леди Бротон автор попытался придать некоторую живость, поместив молодую даму с тяжелыми чертами лица и крупными руками, держащими летнюю шляпу с широкими полями, на цветущий луг.

– К нам в спортзал ходит точно такая же женщина, – сказала Эдит. – Она постоянно пытается продать мне лотерейные билеты консерваторов.

Изабел продолжала бубнить:

– «Шкаф у южной стены – работы Буля, он был получен в подарок от Мари-Жозеф де Сакс, дофины Франции, для невесты пятого графа Бротона по случаю свадьбы. В простенке между окнами…»

Я подошел к упомянутым окнам и взглянул на парк. Стоял один из тех знойных, тяжелых августовских дней, когда деревья будто изнывают под гнетом листвы и сплошная зелень сельского пейзажа кажется давящей и душной. Пока я смотрел, из-за угла дома вышел мужчина. Несмотря на жару, на нем были вельветовые брюки, твидовый пиджак и один из тех коричневых фетровых котелков, которые английские сельские джентльмены считают неотразимыми. Он поднял голову, и я узнал его: это был Чарльз Бротон. Он едва бросил взгляд в мою сторону и отвернулся, но потом остановился и снова посмотрел на меня. Я подумал, что он, наверное, вспомнил меня, и поднял руку в знак приветствия, он ответил мне тем же, а затем пошел по своим делам.

– Кто это был? – спросила Эдит. Она стояла позади меня, оставив Изабел наедине с ее молитвами.

– Чарльз Бротон.

– Один из сыновей графа?

– Единственный сын, насколько я знаю.

– Он пригласит нас на чай?

– Не думаю. Он видит меня третий раз в жизни.

Чарльз не пригласил нас на чай, и я уверен, что он и не вспомнил бы обо мне, если бы мы не столкнулись с ним по дороге к машине. Он разговаривал с одним из многочисленных садовников, работавших в саду, и закончил как раз в тот момент, когда мы проходили через двор.

– Привет, – кивнул он вполне дружелюбно. – Что вы здесь делаете? – Он явно забыл, как меня зовут и, скорее всего, где мы встречались, но держался очень мило и подождал, пока его не представят остальным.

Изабел это неожиданное путешествие в Страну, Где Сбываются Мечты, застигло врасплох, и теперь она лихорадочно подыскивала фразу, которая бы навеки пленила Чарльза своей оригинальностью и привела к незамедлительному зарождению близкой дружбы. Но вдохновение ее не посетило.

– Он остановился у нас. Мы живем в двух милях отсюда, – незамысловато объяснила она.

– Правда? Вы часто бываете в этих краях?

– Мы здесь все время.

– А, – отозвался Чарльз и повернулся к Эдит. – Вы тоже из местных?

Она улыбнулась:

– Не волнуйтесь, меня можно не опасаться. Я живу в Лондоне.

Он рассмеялся, и его дородное открытое лицо на мгновение стало довольно привлекательным. Он снял шляпу и явил нам те самые светлые, как у Руперта Брука, волнистые локоны на затылке, что так характерны для английских аристократов.

– Надеюсь, дом вам понравился.

Эдит улыбнулась и ничего не сказала, предоставив Изабел выкладывать глупые сведения, почерпнутые из путеводителя.