Майкл Шейбон - Потрясающие приключения Кавалера & Клея

– Он не знает, – сказал Джо после паузы, словно поясняя резоны своего прыжка с вершины Эмпайр-стейт-билдинга, и, хотя Роза поняла его не сразу, почему-то от этих слов сердце застучало в груди молотом. Неужто она хранит столько секретов от мужчин, столько всевозможных покаянных знаний?

– Кто не знает что? – переспросила она. Потянулась – эдак как бы непринужденно – за пепельницей на кухонном прилавке позади Джо.

– Томми. Он не знает… что знаю я. Про меня. И про него. Что я…

Пепельница – красно-золотая, со штампом «ЭЛЬ-МАРОККО» стильным золотым шрифтом – грохнулась на пол и разлетелась на дюжину осколков.

– Бл-лин!

– Это нестрашно, Роза.

– Еще как страшно! Я разбила свою пепельницу из «Эль-Марокко», черт бы ее побрал.

Они встретились на полу, на коленях, и разделяли их осколки битой керамики.

– Ладно, ясно, – сказала Роза, а Джо принялся сметать осколки ладонями. – Ты знаешь.

– Теперь знаю. Я всегда думал, но я…

– Ты всегда думал? Это с каких пор?

– С тех пор, как услышал. Ты мне писала, помнишь, на флот, в сорок втором, по-моему. Были фотографии. Я понял.

– Ты с сорок второго года знал, что ты… – она понизила голос до злого шепота, – что у тебя есть сын, и ты ни разу…

Внутри поднялся рискованно блаженный гнев, и Роза выплеснула бы его, и плевать, что будет с сыном, с мужем, с репутацией их семьи в округе, но в самый распоследний миг ее удержала яростная краска в щеках Джо. Он сидел, повесив голову, и складывал осколки пепельницы аккуратным курганчиком. Роза встала и пошла в чулан за совком и веником. Смела бывшую пепельницу и со звоном отправила в мусорное ведро.

– Ты ему не сказал, – в конце концов произнесла она.

Он потряс опущенной головой. Он по-прежнему стоял на коленях на полу.

– Мы всегда никогда много не разговаривали, – ответил он.

– Почему меня это не удивляет?

– И ты ему не сказала.

– Конечно нет, – ответила Роза. – Он считает, что вон, – она снова понизила голос и кивнула на столовую, – его отец.

– Это обстоит не так.

– Что?

– Он мне сказал, что Сэмми его усыновил. Он подслушал или что-нибудь. У него есть интересные теории о настоящем отце.

– Он… а он когда-нибудь… думаешь, он?..

– По временам мне казалось, он приближается меня спросить, – ответил Джо. – Но он не спросил.

Тут Роза протянула ему руку, и он ее принял. На миг его ладонь показалась ей гораздо суше и мозолистее, чем помнилось, а потом стала прежней. Они снова сели за стол к своим тарелкам.

– Ты так и не объяснил, – напомнила Роза. – Почему ты это сделал. В чем суть-то была?

В кухню вернулся Сэмми – повесил трубку, качая головой, негодуя на бездонный мрак в головах у журналистов, освещению коего он только что напрасно уделил десять минут жизни.

– Вот и этот парень тоже спрашивал, – сказал он. – В чем суть-то была?

Роза и Сэмми повернулись к Джо, а тот поглядел на дюйм пепла на кончике сигареты и стряхнул его в ладонь.

– Наверное, в этом была суть, – сказал он. – Чтобы я вернулся. Оказался тут сидеть с вами, на Лонг-Айленде, в этом доме, есть макароны, которые приготовила Роза.

Сэмми задрал брови и резко выдохнул. Роза покачала головой. Похоже, ей на роду написано жить среди мужчин, чьи решения неизменно сложнее и чрезвычайнее подлежащих решению проблем.

– А нельзя было просто позвонить ? – спросила она. – Я бы наверняка позвала тебя в гости.

Джо помотал головой и опять покраснел:

– Я не мог. Я столько хотел. Я позвоню и повешу трубку. Напишу письма, но не отправлю. И чем дольше я жду, тем сложнее вообразить. Я не знал, как это сделать, понимаете? Что вы обо мне подумаете. Что вы обо мне почувствуете.

– Елки-палки, Джо, звезданутый ты идиот, – сказал Сэмми. – Мы же тебя любим.

Джо положил руку ему на спину, и пожал плечами, и кивнул: мол, да, я поступил как идиот. И все, подумала Роза, – этого им хватит. Двенадцать лет ничегошеньки, отрывистое признание, покаянное пожатие плеч – и эти двое будут как новенькие. Она фыркнула, пустив струю дыма из ноздрей, и тряхнула головой. Оба посмотрели на нее. Будто ждали, что она сейчас придумает, как им дальше жить, – напишет туго закрученный и логичный сценарий Розы Саксон, и втроем они его разыграют, и каждый получит только те реплики, которые захочет.

– Ну? – сказала Роза. – И что мы теперь будем делать?

Повисло продолжительное молчание – в этот горестный мир, вероятно, успели явиться трое или четверо пресловутых идиотов Этель Клейман. Роза видела, как у мужа в уме складывается и оттачивается тысяча возможных ответов, и гадала, который из них Сэмми выскажет вслух, но в конце концов заговорил Джо.

– А десерт будет? – спросил он.

Сунув за ухо отточенный карандаш «Тикондерога» и прижав к груди чистый желтый блокнот, Сэмми лег с нею в постель. Надел жесткую хлопковую пижаму – эта белая в тонкую лаймовую полоску и с диагональным узором из золотых оленьих голов, – до сих пор дышавшую сладким паром Розиного утюга. Обычно в конверт их общей постели Сэмми складывал обонятельный протокол городского дня – богатый букет из «Виталиса», «Пэлл-Мэлл», немецкой горчицы, кислого отпечатка кожаного подголовника кресла в кабинете, подгоревшей четвертьдюймовой мембраны кофейной гущи на дне конторского кофейника, – но сегодня он принял душ, щеки и горло пахли обжигающим ментолом «Лайфбоя». Перемещение своего относительно некрупного тела с пола спальни на поверхность матраса Сэмми, как обычно, сопроводил речитативом из кряхтения и вздохов. Некогда Роза осведомлялась, имеются ли этим потрясающим концертам абстрактные либо конкретные причины, но причин никогда не имелось – его стоны были то ли машинальным музыкальным откликом на силу гравитации, вроде «пения» неких влажных камней под действием первых лучей утреннего солнца (Роза читала про это в «Риплиз»), то ли неизбежным еженощным выбросом – после пятнадцати часов игнорирования и подавления – всех дневных огорчений. Роза переждала сложный процесс, посредством коего Сэмми передвигал слизь в легких и горле. Почувствовала, как он вытянул ноги и поверх них разгладил одеяло. А затем наконец перекатилась на бок и села, опираясь на руку.

– Ну? – сказала она.

С учетом всех событий дня на этот вопрос можно было ответить многообразно. Сэмми мог сказать: «Оказывается, наш сын – все-таки не мелкий прогульщик и не развращенный комиксами малолетний правонарушитель, прямиком со страниц самых чернушных глав „Соблазнения малолетних“». Или в тысячный раз, с традиционной интонацией удивления пополам с враждебностью: «Ну твой отец дает». Или – то, чего Роза страшилась, по чему томилась: «Ну что, ты таки заполучила его назад».