Майкл Шейбон - Потрясающие приключения Кавалера & Клея

А тем временем ограничимся, видимо, нижеприведенными осколками. Два – «Завтрак в „Аварии“» и «Возвращение Потрясающего Кавальери», говоря строго, не сиквелы и не приквелы (слово, родившееся в Век Бронзы вместе с фильмом «Крестный отец – 2»); они не следуют за основным действием романа и не предшествуют ему, но призрачно обитают между строк. Это последние две главы, вырезанные перед публикацией из гуманистического желания сократить время, которое потребуется героическому читателю, чтобы достичь моего произвольно отмеченного полюса. Сиквелы они лишь постольку, поскольку до них читатель, вероятнее всего, доберется, лишь закончив собственно роман, – если, конечно, доберется вообще. «Вырезанные сцены» – пожалуй, так будет точнее. Эскапизм для самых маленьких в «Кавальери» перепевает и дополняет стародавние эксперименты Джо и Томаша на берегах Влтавы; «Завтрак» приоткрывает любознательному читателю апокрифическую картину жизни Сэмми в период самого затяжного сумрака, что выпадал на его долю, в самом дальнем и темном углу пресловутого Шкафа. Как половины медальона, разъединенные и отданные разлученным близнецам в дешевой мелодраме, вместе эти истории складываются в цельный нарратив. Роман, кажется мне сейчас, выиграл от вычеркивания одной из этих глав, и мне жаль, что в пучину за борт полетела другая. Решать, которая глава какая, предоставляю вам.

«Забирайте за полсотни» был задуман и затем отвергнут как возможное завершение романа, а потом опубликован в каталоге гастролирующей музейной выставки, посвященной евреям и комиксам, – это не столько сиквел, сколько эпилог, где читателю торопливо пересказываются дальнейшие судьбы, «постфиналы», основных персонажей, мало проясненные в самом романе. Как в «Американских граффити» – безмолвная и бесстрастная литания смертей и браков (не без сюрпризов), которые мы никогда не увидим глазами субъектов и не испытаем в их шкуре. Угадываются кое-какие подробности: Розин второй брак, жизнь Сэмми после Кефовера, уныние, царящее на выставочном стенде Кавалера & Клея (среди тех, кто выжил). Традиционная сдержанность, характерная для такого рода эпилогов, с нелицеприятной отрешенностью повествующих об утратах, провалах и триумфах равно, подкрепляется избранным нарративным методом – отказом от изобильного энциклопедического всеведения в пользу строгого пастиша «Город говорит» от первого лица.

Посему «Кроссовер» – единственный подлинный претендент на звание сиквела: эта короткая история канонического Сэма Клея, изложенная рассказчиком, которого мы помним по роману, была написана спустя годы после выхода книги. «Кроссовер» выступал предисловием к «Эскапистам» издательства Dark Horse Comics – сборнику из шести выпусков одноименного комикса. «Эскаписты» – не сиквел, а спинофф, и речь в них о мире, где Эскапист и его создатели Кавалер & Клей по большей части забыты; трое молодых людей из Кливленда, штат Огайо, возрождают Мастера Ухищрений и – влюбляясь, разлюбляя и попадая в переделки – выпускают независимые комиксы. «Эскапистов» рисовали Джейсон Шон Александр, Стив Ролстон, Филип Бонд и Эдуардо Баррето, а писал молодой гений Брайан К. Вон, который получил нелепый подарок: нежданно-негаданно, не дав на то предварительного согласия, он обнаружил, что сам – ну, как бы он-сам-подросток – сыграл главную роль в последнем, грустном и не особо потрясающем эскапологическом приключении.

Эти фрагменты вкупе с затейливым метаповествовательным приколом Dark Horse , комиксами «Потрясающие приключения Эскаписта», на сегодняшний день и составляют осязаемую жизнь после жизни «Потрясающих приключений Кавалера & Клея». Но из них не складывается подлинный сиквел, каким станет «Сын Кавалера & Клея», если я когда-нибудь-однажды-может-быть соберусь его написать. Ибо единственный подлинный сиквел – тот, что мимолетно вспыхивает в сознании, о любезный друг мой у огня, в ту минуту, когда вы дочитываете последний абзац и откладываете книгу.

Закусочную «Каллоден» в Пекоте, штат Нью-Йорк, в двух остановках от Блумтауна по Лонг-Айлендской железной дороге, сотворили посредством насильственного совокупления заброшенного дома (покрасив обшивку и заколоченные окна бледным оттенком блинного теста) с каркасом списанного на пенсию нью-йоркского трамвая. Поскольку из-за некоего просчета или проседания фундамента трамвай присоседился к домишке, кренясь под углом, морда у трамвая была огорошенная, потолок прогнулся, а балки просели, среди завсегдатаев закусочная звалась «ДТП» или же, парафрастически, «Аварией». Владелец-грек и его дочь отпирали дверь прихожей – застекленного квадрата пепельно-серого линолеума, где едва хватало места мохнатому придверному коврику, стойке для зонтиков и раздаточному автомату «Киваниса» со жвачкой, – в шесть утра каждый будний день. За пять минут дюжину кабинок с низкими спинками, обитыми полупрозрачным сиропно-бурым кожзамом, и крапчатую ламинированную стойку, местами протертую скребками тарелок до фанерного нутра и тянувшуюся вдоль всего трамвая, плотно обсиживали постоянные клиенты – мужчины, которые не успевали себе позволить или не могли вынести пытку домашнего завтрака.

Посетители «Аварии» холодным апрельским утром 1954 года, наверное, поразили бы позднейшие поколения невозмутимой свирепостью, с которой прокашливались сквозь первую полудюжину утренних сигарет, и многообразием – задним-то числом представляется, что это было вполне обыденное изобилие, – шляп. Приходили мужчины в каракулевых шапках и хомбургах, твидовых кепках, тирольках с перьями, а чаще всего в промятых фетровых шляпах с загнутыми полями, всех оттенков приглушенно-бурого и серого, какие только дарит человеку пасмурная пятница на Лонг-Айленде. Мужчины приносили с собой пальто и дипломаты, на щеках у них цвели окровавленные розочки из одноразовых бумажных платков. Кое-кто был в охотничьих шапках, вахтенных шапках, холщовых киверах и бейсболках; в бушлатах, штормовках и летных куртках с эмблемами транспортных концернов и коммунальщиков, с большими железными термосами цвета военной зелени, которые дочь грека наполняла за пятак. И была небольшая и неугомонная стайка местных неудачников, тунеядцев и пьяниц – многие без шляп, кое-кто в неожиданных головных уборах: в берете, в вязаной шапке с помпоном, как у эльфа Санта-Клауса, в помятом старом котелке, какие в комиксах носят беспризорники и пацаны из Бруклина. В этой группе одни сегодня еще не ложились, а другие просто-напросто убивали время до десяти, когда откроется «Угрюмочная» и можно пойти через Гей-стрит поглощать свою утреннюю жидкую трапезу.