Тан Тван Энг - Дар дождя

Послышался смех Фудзихары, а за дверью Хироси зашелся кашлем. Вот как ему удавалось быть в курсе дел своих подчиненных. Хитрый маленький ублюдок установил в конференц-зале микрофон. Сообразив, что прибор был спрятан в икебане, я улыбнулся.

Последние несколько дней стояла типичная для сезона муссонов погода, теплые дни после обеда тонули в обильных ливнях. Было душно и жарко. Я ушел с работы пораньше, до окончания совещания, чтобы не попасть под дождь. Выезжал на велосипеде с территории армейского штаба, мимо салютующих часовых я в полном смятении. Как мне было предупредить Кона, что его отряд хотели заманить в засаду?

Я приехал в город и поставил велосипед рядом со ступенями здания «Эмпайр-трейдинг». Окна «Хаттон и сыновья» были закрыты ставнями – контора закрылась до возвращения отца. Сотрудники ждали его, потому что, если бы не его присутствие во время оккупации, японцы отправили бы их в трудовые лагеря. Петляя по переулкам между зданиями, я сделал несколько обходных маневров. Оказавшись перед обшарпанным шопхаусом [91], я быстро постучал в дверь. Через несколько долгих минут мне открыли и впустили во внутренний сумрак. Я тут же утонул в аромате горящего опиума, приторно-сладкого, как пахнут переспевшие фрукты.

У меня закружилась голова, и мне пришлось сделать несколько глубоких, размеренных вдохов. Старая карга провела меня наверх по скрипучей лестнице, мимо пожелтевших календарей, на которых девушки в обтягивающих ципао с разрезами до бедер продавали пиво и виски. Я оказался в помещении, разделенном деревянными ширмами на отдельные кабины. Из трещины в ставне бил луч солнечного света. Снаружи на водосточном желобе били крыльями голуби, и это подчеркивало давящую тишину внутри. Звуки дыхания, затяжек и оттянутых выдохов были похожи на призрачный шепот, словно стены бормотали что-то друг другу через пространство. Темные фигуры, лежавшие на деревянных кушетках, шевелились в клубах дыма из трубок. В воздухе плавали тихие стоны и вскрики. Я решил, что это обычные звуки опиумной курильни. И попытался внутренне от них отгородиться.

Таукей Ийп лежал передо мной на опиумной кровати [92], на его лице застыло выражение покоя, а щеки западали при каждом насыщенном наркотиком вдохе. Перед ним стояла на коленях совсем юная девушка, не старше двенадцати лет, с тоненькой талией, в гриме, старившем ее до безобразия, и скатывала в шарики кусочки темного липкого опиумного теста. Он докурил трубку, она взяла ее у него и зажгла новый опиумный шарик; ее движения выдавали мастерство, а лицо – скуку. Девушка передала трубку обратно, и вместе с разогретым опиумом вспыхнул воздух. Пряди волос Таукея Ийпа легонько подрагивали под ленивыми лопастями вентилятора, слишком медленными, чтобы остудить воздух. Они вращались без всякой цели, как цветы на ветру.

Он предложил мне трубку, но я отказался. Он одарил меня коварной довольной улыбкой.

– Какие новости ты мне сегодня принес?

– Ваш сын скоро умрет, – тихо произнес я.

Мне показалось, что он не расслышал, потому что, судя по всему, он был очень занят трубкой слоновой кости. Когда я заговорил, он снова открыл глаза.

– Мой сын – непобедим.

Я фыркнул:

– Вы слишком долго курите трубку.

Он лениво взглянул на меня. Отложив трубку в сторону, он одним движением слез с кровати и повел меня еще глубже в сумрак курильни. Когда мы вошли в комнату, он закрыл за нами дверь и сел.

– Ты еще ни разу мне не солгал. Какая опасность угрожает моему сыну?

Я быстро рассказал ему о засаде и о спрятанных солдатах.

– Вам нужно послать к ним кого-то из своих людей и предупредить.

– Моих людей… что от них осталось… остались одни старики… молодые погибли или перешли в триады, которые соперничают с моей. Они от меня отказались, сказали, что я слаб и бесполезен. Сам видишь…

– Это же ваш сын, Таукей Ийп, – нетерпеливо сказал я.

Он был растерян, как опавшие листья, которые крутит ветер, и я испугался, что он не протянет до конца войны.

Он положил руки мне на плечи.

– Тогда я попрошу у тебя одолжения.

Я понял, чего он хотел, и покачал головой:

– Нет. Я не могу его спасти. У меня нет ни нужных навыков, ни возможности. Как вы думаете, что случится с моей семьей, стоит японцам обнаружить, что я уехал?

– Я найду тебе проводника. Кого-нибудь из племен, которые живут в джунглях.

– Нет. – Я встал, чтобы уйти, но он задержал меня:

– Ты – его друг. У тебя нет выбора. Кроме тебя, это сделать некому.

Мы с Эндо-саном сидели на каменной скамье на Северной Береговой дороге, и он разбирал пачку документов, принесенных из своего кабинета. В администрации царила гнетущая атмосфера, и я обрадовался, когда он попросил меня пойти с ним.

Я обдумывал трудности попытки спасти Кона. У меня не было подготовки к боям в джунглях, хотя я понимал, что то, чему меня обучил Эндо-сан, сослужило бы мне хорошую службу. Но что случится с отцом, если я полностью исчезну на несколько недель? В случае неудачи мне бы тоже пришлось уйти в джунгли, а это определенно мне не улыбалось.

Море обмелело от отлива, и стаи чаек и ворон, хлопая крыльями, садились в жидкую грязь в поисках мидий и морских улиток. С аналогичной целью к птицам присоединились мужчины и женщины в резиновых сапогах по колено и с ротанговыми корзинами в руках, проваливаясь в песок при каждом шаге. В небе начали сгущаться высокие тучи, непобедимые, словно средневековые башни и бастионы.

– Тебя что-то гложет, – заметил Эндо-сан.

– Просто думаю о своей жизни с тех пор, как вы в ней появились.

– И хорошая вышла жизнь?

– Да. У нас были хорошие дни, – тихо ответил я и, протянув руки, дотронулся до его ладони, когда он отложил документы. – И другие дни – тоже.

– Посмотри, – сказал он.

За проливом, в Баттерворте, начался дождь, смывая очертания побережья, словно художник, недовольный своим творением. На наших глазах по безводному морскому дну застучали миллионы дождевых капель.

– Нам пора, – сказал он, поднимаясь на ноги. – Мы промокнем.

– Нет. – Я удержал его за локоть, и он сел обратно.

Мы открыли зонты, и дождь пришел, накрыв нас своей пеленой, твердой, как стекло, но вместе с тем распадавшейся на полоски ткани. Мужчины и женщины на топком берегу пропали из вида, птицы разлетелись, а позади нас лоточники, выкрикивая предупреждения, закрывали свои тележки. Жара ощутимо спала, сдутая ветром. Дождь падал на нас и вокруг, капая с зонтиков нам на бока и колени. В те несколько минут, окруженные водой, мы с ним были одни в целом мире.

– Что бы ты сделал, если бы твой друг оказался в беде? – спросил он, и этот вопрос запустил в моем сердце барабанную дробь.

– Это зависит от крепости дружбы, но если узы сильны, друга нужно спасать, – ответил я, не понимая, что он хотел мне сказать.