Даниэль Кельман - Ф

– И так ты провел все эти годы?

– Они пролетели незаметно.

– Куда мы сейчас направляемся?

Артур не ответил. Какое-то время они ехали молча, потом он притормозил и остановился.

Мари огляделась. Она здесь уже бывала, причем не так давно, с классом. Любые экскурсии навевали на нее скуку, но эта с большим отрывом лидировала в списке самых ужасных.

– Мы идем в музей?

– Да.

Она вздохнула.

Выйдя из машины, они поднялись по мраморным ступеням и пошли по длинному коридору.

– Мне скоро пора нужно будет идти, – сообщила она. – Дома уроки ждут.

– Много задают на дом?

Мари кивнула.

Была суббота, а на выходные им, к счастью, никогда ничего не задавали.

– Очень много, – сказала она.

«Так что, идем мы к Маттиасу или нет???» – написала Лена.

«Идем-идем, но попозже», – ответила она.

Картины тянулись одна за другой; на одних были только линии, на других – перемазанные краской плоскости, на каких-то еще можно было что-то распознать: пейзажи, здания, лица. Вихри, водовороты, потоки, взрывы цвета. Наверное, для того, кто подобным интересуется, все это представляло бы интерес, подумала она. Но явно не для нее.

– Мне правда пора домой.

Артур остановился у одного полотна.

– Взгляни.

Мари кивнула. Картина была в золотой раме, на ней было изображено море. С кораблем.

– Да нет, – повторил Артур. – Взгляни!

Море было синим, каким и должно быть море, оно раскинулось под безоблачным небом, на котором сияло огромное солнце. Вслед за кораблем летела стая чаек.

– Нет, – настаивал он. – По-настоящему взгляни!

Действительно, море было не таким уж и синим. На волнах пенились барашки, вода то темнела, то снова светлела. Да и у неба было множество оттенков. У линии горизонта оно, утопая в дымке, плавно переходило в море, а ближе к солнцу все расплывалось под толстым слоем белил. Если глядеть туда, то глаза начинали болеть. При этом это была всего лишь краска.

– Да, – подтвердил дедушка. – Именно так.

У корабля был длинный киль и пять труб, иллюминаторы блестели. На ветру трепетали гирлянды флажков, на палубах толпились люди, на корме возвышался на постаменте якорь. Впереди, в носовой части, стояло изваяние: громадные, искривленные часы, которые ей показывали на слайдах в школе, их нарисовал какой-то очень известный художник, только она не могла вспомнить, кто. Мари взглянула на крохотную этикетку на стене: «Переправа с дорогой скульптурой. Г. Ойленбёк, 1989».

Она подошла еще ближе, и все мгновенно растворилось. Не было больше ни человечков, ни флажков, ни якоря, ни косого циферблата – лишь несколько цветных точек на палубе корабля. В нескольких местах проглядывал холст, да и сам корабль был лишь средоточием штрихов и пятен. Куда же все подевалось?

Мари отступила на шаг назад, и все вновь сложилось в картину – корабль, иллюминаторы, люди, – хотя она только что своими глазами видела: их там не было. Она отошла еще на шаг, и теперь ей стало казаться, что картина пытается что-то ей сообщить – что-то, никак не связанное с изображенным на ней. Послание, скрытое в светлоте неба, в необъятности водной глади или в том, как корабль медленно уплывает вдаль.

– Фатум, – произнес Артур. – С большой буквы «Ф». Однако воля случая еще могущественней. Вдруг тебе достается судьба, которая вовсе не была тебе уготована. Чья-то случайная судьба. Все происходит стремительно. Но писать он умел. Помни об этом и никогда не забывай. Как он умел писать!

– Кто – он?

– Ивейн.

– Но ведь это не его картина.

Артур внимательно посмотрел на нее. Мари ждала, что дед скажет еще что-то, но он молчал.

– Можно, мы теперь пойдем домой? – спросила она.

– Да, – ответил он. – Вот теперь я отвезу тебя обратно.

Когда Мари и Маттиас подошли к дому причта, то вновь застали Эрика и Мартина в разгар ссоры. Ничего необычного в этом не было. Скорее, так бывало почти каждый раз.

– Какое счастье, что я съезжаю! – кричал Эрик.

– Я тебя не задерживаю. Мне тут фанатики не нужны. Как только можно предполагать…

– Что Бог творит чудеса?

– Бог не творит чудес! Стоит только задуматься, и не сможешь ответить на вопрос, почему в большинстве случаев никаких чудес не случается. Если он спас тебя, то почему не спас остальных? Ты что, важнее?

– Возможно.

– Ты шутишь, да? Ты что, и правда полагаешь, что Господь ниспослал финансовый кризис, чтобы избавить тебя от твоих проблем? Ты не просто так говоришь, ты на самом деле так считаешь?

– Ну а почему нет? Почему кризис не мог представлять собой мое спасение, где основания?

– Потому что ты не настолько важен!

– А вот, по всей видимости, настолько! Иначе бы ради меня…

– Все понятно, круг замкнулся.

– Вы же сами все время твердите: пути Господни неисповедимы. Вы сами нам постоянно внушаете, что невозможно предсказать, как он повернет судьбу человека.

– А как же Ивейн? Получается, он исчез, чтобы ты мог забрать его полотна и оплатить ими свои долги по процентам?

– Как ты можешь так говорить?!

– Это не я, это ты так говоришь.

– Я никогда такого не говорил!

– Это непосредственно следует из того, что ты…

– Мы были близнецами. Тебе этого не понять. Я – не только я, а он… Был не только собой. В каком-то смысле мы всегда были одним человеком. Это сложно объяснить.

– И вот так каждый день! – обратился Мартин к Мари. Министрант подал ему белую рубашку, в рукава которой он, отдуваясь, продевал руки. – Каждый день он повторяет мне, что Господь хранит весь мир и его в особенности. Каждый!

– Он отказывался крестить меня! – воскликнул Эрик. – Мне пришлось обратиться в другую общину! Мой собственный брат не желал меня крестить!

– Каждый день он предстает передо мной в этой своей клетчатой рубашке и повторяет, что Господь послал кризис, чтобы его спасти.

– Да оставь ты меня в покое! Иди вон, играй в свой кубик.

– Кубик – это не игрушка.

– Конечно! Это серьезный, утомительный вид спорта!

– Можешь оставить свои комментарии при себе! Я снова на двадцать втором месте!

– На двадцать втором месте чего? – спросила Мари. Она знала ответ, но также знала, как Мартин любит это повторять.

– Национального рейтинга!

Министрант возложил ему на плечи столу. Это был неприметный юноша, с которым на той неделе они успели немного пообщаться. Завязать разговор было не так-то просто, поначалу он очень стеснялся, но стоило ей пару раз ему улыбнуться, как он позвал ее на свидание. Она попыталась отказать так мягко, как только могла, но его это все равно задело, и с тех пор он старался ее избегать. Мартин познакомился с ним на встречах Союза католической молодежи. Дырка в правой ноздре говорила о том, что еще недавно там было кольцо. Если она правильно помнила, звали его Рон.