Уинстон Грэм - Росс Полдарк

К этому моменту Джуд уже обхватил конюха за шею.

Демельза хихикала, прикрыв рот ладонью.

– Идем, – сказала Верити. – поедем без него.

Из постоялого двора вышел слуга, и они вместе с конюхом повели Джуда к лошади.

– Бедная, заблудшая душа. – Джуд потрепал конюха по щеке. – Бедная, потерянная душа. Взгляните на него, друзья мои. Знает ли этот человек, что он – заблудшая душа? Знает ли, что его ждет геенна огненная? Знает ли, что плоть его стечет с его костей, как жир с гуся? Вы спрашиваете – за что? Так я вам объясню. За то, что он продал душу рогатому. И вы все тоже. И не нужны вам слова Второзакония. Язычники! Язычники! «Не нарушай межи ближнего твоего. Не нарушай…»

В этот момент конюх и трактирный слуга подхватили Джуда и забросили его поперек седла. Джуд начал сползать с другого бока Рамута. Конюх оббежал коня и успел подтолкнуть Пэйнтера обратно. Еще немного усилий – и Джуд уверенно, хоть и не без посторонней помощи, сидел верхом. Старый слепой Рамут за все это время даже не шелохнулся. Потом конюх и слуга воткнули ноги Джуда в стремена и на прощание хлопнули Рамута по крупу.

Переезжая через мост, а также потом, всю обратную дорогу из города, Джуд сидел в седле как приколоченный, увещевал прохожих и призывал их покаяться, пока не поздно.

В лучах огненно-красного заката Демельза и Верити не спеша ехали к дому под аккомпанемент обрывочных куплетов и брани Джуда, которые свидетельствовали о том, что он еще держится в седле.

Женщины почти не разговаривали, каждая была занята своими мыслями и приятными переживаниями после проведенного в городе дня. Эта совместная поездка сблизила Демельзу и Верити.

Солнце опустилось за Сент-Анн, небо окрасилось в бледно-желтые и оранжевые тона. Уплывающие на восток облака словно раскрасили широкой кистью. Эта картина напоминала второе пришествие, которое во все горло предрекал плетущийся далеко позади Джуд.

– Верити, – сказала Демельза, – я хотела спросить про эти платья.

– Да?

– Один фут ткани стоит одиннадцать шиллингов и шесть пенсов. Мне кажется, это слишком дорого, тем более что мы заказали сразу два платья.

– Они хорошего качества. И долго тебе прослужат.

– У меня никогда не было такой хорошей одежды. Но ведь портнихи, наверное, захотят, чтобы я разделась. А у меня белье очень плохое.

– Когда поедешь на примерку, я одолжу тебе кое-что из своего.

– Ты поедешь со мной?

– Да. Давай встретимся где-нибудь по пути в город.

– Может, тогда ты еще поживешь в Нампаре? Всего каких-то две недели.

– Дорогая, благодарю за приглашение, но я нужна в Тренвите. Может, я еще приеду к вам погостить весной.

Некоторое время они ехали молча.

– Двадцать девять шиллингов за шляпку к амазонке. И еще этот красивый шелк на сиреневое с зеленым корсажем платье. Мне кажется, мы потратили слишком много денег.

– Демельза, хватит уже переживать.

– Я не просто так говорю. Мне следовало раньше сказать тебе об этом.

– Сказать о чем?

Демельза собралась с духом.

– Просто, может, я недолго еще буду такая, как сейчас. И тогда я уже не смогу носить эти наряды, и получится, что мы зря их покупали.

Демельза выпалила все это скороговоркой, к тому же дорога стала узкой, и они ехали друг за другом, поэтому Верити не сразу уловила смысл сказанного.

Когда дорога снова стала шире и они поравнялись, Верити спросила:

– Дорогая, ты хочешь сказать, что…

– Да.

– О, я так рада за тебя. – Верити запнулась. – Ты, наверное, так счастлива.

– Да, но, вообще-то, я не до конца уверена. Раньше у меня все бывало как по часам, а теперь нет и нет. А в прошлое воскресенье я совсем не спала и мне было как-то не по себе. А сегодня утром меня тошнило, как Гаррика, когда он червей наглотается.

Верити рассмеялась.

– И ты еще беспокоишься из-за каких-то нарядов? Да Росс… он будет в восторге.

– О, ему я пока рассказывать не буду. Он… такой странный. Если узнает, что я приболела, заставит меня целыми днями сидеть сложа руки.

Небо начало тускнеть, только облака оставались сочными, как подсвеченные сливы. Теплый свет заливал сельский пейзаж, пасущихся на пустошах коз, лачуги шахтеров, крыши из черепицы или соломы с глиной, лица девушек под широкополыми шляпками и мокрые носы лошадей.

Ветер стих, и тишину нарушали только скрип седел и стук копыт. В небе появился тонкий серп луны, и Демельза отвесила ему поклон. Верити оглянулась: Джуд отстал на полмили. Рамут пощипывал живую изгородь, а Джуд распевал:

– Май пройдет, наступит лето, вот погреемся тогда!

Они пересекли границу Баргуса. На этой мрачной пустоши хоронили душегубов и самоубийц. Правда, петля на виселице не использовалась по назначению вот уже несколько месяцев, но место это считалось нечистым, и Демельза с Верити были рады миновать его до наступления сумерек.

Лошади, оказавшись в знакомых краях, перешли было на рысь, но хозяйки их попридержали, чтобы Джуд совсем уж не отстал.

– Я немного побаиваюсь, – тихо, как будто разговаривая сама с собой, призналась Демельза.

Верити посмотрела на нее и поняла, что дело тут не в призраках или разбойниках с большой дороги.

– Дорогая, я тебя очень хорошо понимаю. Но все скоро разрешится, и тогда…

– О, я не об этом, – сказала Демельза. – За себя я не боюсь. А вот Росс. Понимаешь, он ведь еще не так долго меня любит. А теперь я на много месяцев стану страшной. Вдруг он, когда увидит, как я хожу по дому вразвалку, словно старая утка, так сразу и забудет, что я когда-то ему нравилась.

– Ну уж этого тебе точно не следует бояться. Росс никогда ничего не забывает. Это, наверное… – Верити вгляделась в сгущающиеся сумерки. – Мне кажется, это наша фамильная черта.

Последние три мили они проехали молча. Молодой месяц опускался вслед за солнцем и вскоре исчез, оставив после себя только светлую полоску в небе. Маленькие летучие мыши то и дело пролетали над тропинкой.

Наконец они миновали рощицу неподалеку от Уил-Мейдена и въехали в свою родную долину. И Демельза, и Верити сразу почувствовали облегчение. А вот и три стога: два – пшеницы, и один – овса. Утром они светились золотом: пшеница – темным, а овес – бледным.

Росс поджидал их на пороге, чтобы помочь спешиться и проводить в дом.

– А где Джуд? Он что…

– Джуд здесь, просто отстал, – сказала Демельза. – Решил умыться у ручья.

Осень, словно очарованная собственным совершенством, не желала уходить и уступать дорогу зиме. Ноябрь повременил со штормами, и опадающие листья вязов, желтые, коричневые и бурые, мирно плыли по ручью до самого Рождества. И жизнь в Нампаре протекала так же спокойно. Влюбленные супруги, такие разные и не похожие друг на друга, жили в полной гармонии: они работали, спали, ели, любили, смеялись, спорили и мирились в своем собственном, отгороженном от внешних забот мире, а внешний мир и не думал покушаться на их счастье. Размеренный распорядок дня был составной частью счастливой жизни Росса и Демельзы.