Селеста Инг - Все, чего я не сказала

Она играла с мамой в магазин, платила сдачу центами и пятаками: два цента за объятие, четыре – за поцелуй. Когда Нэт кинул четвертак и сказал:

– Спорим, не посчитаешь? – мама его шуганула.

В глубине души Лидия предчувствовала все, что грядет. Однажды в книжках исчезнут картинки. Задачи удлинятся, усложнятся. Начнутся простые дроби, десятичные дроби, степени. Игры станут хитроумнее. За мясным рулетом мама скажет:

– Лидия, я задумала число. Если умножить его на два и прибавить единицу, получится семь.

И Лидия станет считать, пока не доберется до верного ответа, а мама улыбнется и подаст десерт. В один прекрасный день мама подарит Лидии настоящий стетоскоп. Расстегнет две верхние пуговицы на блузке, прижмет головку стетоскопа к коже, и Лидия услышит, как у мамы бьется сердце.

– У врачей такие, – скажет мама.

Все это пока маячило крошечной точкой на далеком горизонте, но Лидия уже знала. Это знание витало вокруг нее, липло к ней, с каждым днем сгущалось. Не отпускало ни на шаг. Но всякий раз, когда мама спрашивала, Лидия отвечала да, да, да .

Спустя две недели Мэрилин и Джеймс поехали в Толидо за ее одеждой и книгами.

– Я могу съездить одна, – твердила Мэрилин.

Стеклянный шарик, заколка и пуговица тихонько гнездились в кармане платья, в гардеробе, в забвении. Платье уже становилось мало, и вскоре Мэрилин отдаст его в «Гудвилл», так и не вынув из кармана свои крохотные заброшенные талисманы. Но глаза щипало при мысли о том, как она будет опустошать свою квартирку, снова запечатывать учебники в коробки, выбрасывать в ведро недописанные тетрадки.

– Ну правда, – сказала она. – Тебе-то зачем?

Но Джеймс настоял.

– Тебе сейчас нельзя поднимать тяжести, – сказал он. – Попрошу Вивиан Аллен, пускай посидит с детьми полдня.

Едва Джеймс и Мэрилин уехали, миссис Аллен села на диван и включила мыльную оперу. Бесповаренная бескнижная Лидия под обеденным столом обняла коленки; Нэт ковырял пыль на ковре и сердился. Мама будила его и укладывала спать, но все ее время в промежутке занимала Лидия. Нэт знал ответы на все мамины вопросы, но едва вмешивался, мама отмахивалась, а Лидия между тем считала на пальцах. В музее Нэт хотел посмотреть звездное шоу в планетарии, но они целый день разглядывали скелеты, модель пищеварительной системы, все, что хотела Лидия. Сегодня утром он спустился в кухню пораньше, с папкой газетных вырезок, и мать в банном халате сонно улыбнулась ему из-за чайной чашки. Впервые с возвращения она взаправду на него посмотрела , и в горле у него что-то затрепетало птичкой.

– Можно мне яйцо вкрутую? – спросил он, и случилось чудо, она ответила:

– Хорошо.

На миг он все ей простил. Решил, что покажет ей фотографии астронавтов, списки запусков – все, что собрал. Она поймет. Ей понравится.

Но не успел он и слова сказать, по лестнице прошлепала сестра, и внимание матери упорхнуло, пристроилось у Лидии на плече. Нэт дулся в углу, теребя края своей папки, но никто на него и не смотрел, пока не пришел отец.

– Что, все в облаках витаешь со своими астронавтами? – спросил он, цапнув яблоко из вазы. Засмеялся над собственной шуткой и вгрызся в яблоко, и даже через всю кухню Нэт расслышал, как треснула под зубами кожура. Мать слушала, как Лидия пересказывает свой сон, и не заметила. Про яйцо вообще забыла. Птичка в горле издохла, разбухла, и Нэт еле дышал.

Сейчас миссис Аллен на диване прерывисто всхрапнула. Пустила струйку слюны на подбородок. Нэт вышел на веранду, не затворив дверь, и спрыгнул с крыльца. Земля вмазала в пятки, точно электрический разряд. Небо раскинулось в вышине бледно-серой стальной крышей.

– Ты куда? – Из-за двери выглянула Лидия.

– Не твое собачье дело.

Может, миссис Аллен услышит, проснется, позовет их в дом? Не проснулась. На Лидию Нэт не смотрел, но знал, что она наблюдает, и вышел на самую середину дороги – вот пусть идет за ним, слабо? И она пошла следом.

До самого озера, до конца причала. Дома на другом берегу были точно кукольные – крохотные красивые макеты. В этих домах матери варили яйца вкрутую, или замешивали тесто для тортов, или запекали ребрышки, а отцы там, наверное, ворошили угли в барбекю, вилкой переворачивали сосиски, чтоб от гриля на них остались ровные черные полоски. Эти матери никогда не уезжали далеко-далеко и не бросали своих детей. Эти отцы никогда не били своих детей по лицу, не лягали телевизоры, не насмехались.

– Ты плавать?

Лидия сняла носки, запихала в туфли и села на краю причала рядом с Нэтом, болтая ногами. Кто-то забыл здесь Барби, голую, грязную и однорукую. Нэт отодрал ей оставшуюся руку и зашвырнул в воду. Потом ногу – нога держалась крепче. Лидия заерзала:

– Пошли домой.

– Скоро пойдем.

Под его руками голова у Барби повернулась, и лицо оказалось со спины.

– Нас наругают. – Лидия потянулась за носком.

Другая нога никак от Барби не отдиралась, и Нэт напустился на сестру. Его вело, равновесие ускользало, будто мир наклонили набок. Нэт и сам не понял, как это вышло, но все вдруг перекосилось, словно качели-доска, где сидят кто-то маленький и кто-то большой. Всё на свете – и мать, и отец, и даже сам Нэт – заскользило к Лидии. Это как гравитация – сопротивляться бесполезно. Все вращалось вокруг нее.

Впоследствии Нэт так и не разобрался, что он сказал тогда, что подумал, что лишь почувствовал. До конца жизни будет сомневаться, сказал ли хоть что-нибудь. А точно запомнит лишь одно: он столкнул Лидию в воду.

В воспоминаниях этот миг будет длиться вечно – в кадре Нэт, от всего мира отчужденный, и Лидия, исчезающая под водой. На этом причале перед ним промелькнуло будущее: без Лидии он останется совсем один. А спустя еще миг он понял, что от этого ничего не изменится. Земля под ногами по-прежнему перекошена. Даже без Лидии мир не выровняется. Он, родители, все их жизни закружатся, устремятся в пустоту, где прежде была Лидия. Их затянет вакуум, что она оставит по себе.

И более того: коснувшись ее, он сообразил, что обманулся. Едва его ладони толкнули ее в плечи, едва над ее головой сомкнулась вода, Лидия вздохнула с невероятным облегчением – и вобрала в себя удушающую воду полной грудью. С такой готовностью покачнулась, упала так охотно, что оба они поняли: она тоже чувствует, что стала центром притяжения, – и не хочет им быть. Весь мир несется к ней, и этот груз для нее непосилен.

На самом же деле Нэт прыгнул в воду всего несколько секунд спустя. Нырнул, цапнул Лидию за локоть и, отчаянно брыкаясь, выволок на поверхность.

Ногами работай, прохрипел он. Ногами. Ногами .

Они добултыхались до отмели, где ноги нащупали песчаное дно, и рухнули на траву. Нэт выскреб ил из глаз. Лидию стошнило озерной водой. Минуту, две, три они валялись ничком, пытаясь отдышаться. Затем Нэт оттолкнулся от земли, а Лидия, к его удивлению, потянулась к нему. Не отпускай – вот что она хотела сказать, и в ошеломлении признательности Нэт дал ей руку.