Лайза Дженова - Семья О’Брайен

– Еще я хочу, чтобы вы пошли на физиотерапию, это поможет сохранить силу и равновесие, и к специалисту по речи, он займется разборчивостью и глотанием.

– У меня нет проблем с разборчивостью речи и глотанием.

Доктор Хэглер встречается с Джо глазами, и он умолкает, понимая ее немой ответ. Пока. У него пока нет проблем с разборчивостью речи и глотанием. Будут.

– Лучше работать на опережение. Рассматривайте это как подготовку к бою. Как обучение на полицейского.

Во время учебы в полицейской академии Джо научился держать пистолет и целиться из него; отвечать на вызовы, действовать в случае ограбления, ДТП или стрельбы; продумывать любой ход событий по меньшей мере на шесть шагов вперед; представлять себе любое развитие. Теперь его будут учить глотать.

– Далее. Идут клинические испытания. Нам повезло, что мы в Бостоне, здесь ведется столько интересных исследований. Благодаря экспериментам над животными открывают множество потенциальных способов лечения, и мы пытаемся превратить их в лекарства для людей. Ключ к этому – участие. Сейчас проходит испытание, вторая стадия, и я бы хотела вас записать, если вы вызоветесь.

– Что такое вторая стадия?

– Проверка на безопасность.

– Так оно может быть небезопасно?

– Оно было признано безопасным для мышей. Следующий необходимый шаг – определить, что оно безопасно для человека.

– Мне это все не нравится, Джо, – говорит Роузи. – Они не знают, как работает это лекарство. А если с тобой случится что-нибудь ужасное?

Джо ничего не знает о науке. Он представляет себе чудовище Франкенштейна и толпу растрепанных седых врачей, тыкающих его иголками. Потом представляет свою мать. Свое будущее. Думает о Джей Джее, Патрике, Меган и Кейти. Об их будущем. Он бы голову дал себе отрубить и пожертвовал ее для науки, прямо сейчас, если бы это спасло детей.

– Я согласен. Что бы там ни было. Запишите меня.

– Но, Джо…

– От нее сейчас нет лекарства, так? Ну и как ее лечить, если не будет подопытных кроликов?

– Вы совершенно правы, Джо, – говорит доктор Хэглер. – Сейчас по БХ много перспективных разработок, но нужны люди, чтобы участвовать в исследованиях. У меня есть информация об испытаниях, так что вы оба сможете все изучить и принять решение, я очень рекомендую согласиться, и вот еще, информация о группах поддержки. Я за то, чтобы вы оба поговорили с другими членами сообщества Хантингтона.

– Как быстро все это будет развиваться? – спрашивает Джо. – Я помню, вы сказали десять-двадцать лет на все про все, но насколько быстро, можете сказать?

Он думает о хронологии материнской болезни и пытается посчитать в уме. В Тьюксбери она провела пять лет. Джо одиннадцать лет до пенсии. Она умерла в сорок, то есть ей было тридцать пять, когда ее положили в больницу. Ему сейчас сорок четыре. Числа кружатся у него в голове.

– Болезнь развивается медленно. Не так, будто щелкнули выключателем, и не как при гриппе, когда – бац и вы больны. Время у вас есть.

– Господи, – говорит Джо, проводя руками по лицу. – Я-то думал, у меня просто колено не в порядке, ну, еще устал и вымотался.

– Мне очень жаль. Я понимаю, это шок для вас обоих. Особенно потому, что вы не знали о болезни вашей матери.

Хотя доктор и сказала ему, что с коленом все в порядке, Джо все еще думал, что худший прогноз – это операция на коленном суставе. Недели две не работать, самое большее, отдохнуть, а потом назад в бой, как новый. Хантингтон – он и слова-то такого не знал, не то что не предполагал, что болен. А теперь это его реальность. Он не может себе представить даже первый шаг в развитии событий, что говорить про шесть. Сколько шагов отсюда до больницы Тьюксбери?

Туман в голове Джо распространяется по всему его телу. Он ничего не чувствует. Если доктор Хэглер сейчас поставит перед ним зеркало, он знает, что на него уставится: плоская, лишенная выражения маска человека, испытавшего шок. Он видел, как выглядит травма, по лицам слишком многих жертв преступлений и несчастных случаев: внешнее спокойствие, движение на автопилоте, жутковатая противоположность неукротимого душевного и физического ужаса, бушующего внутри.

– Что мне делать с работой?

– Думаю, нам стоит проявить разумный оптимизм. Вам пока не обязательно сообщать всем, и я бы советовала этого не делать. Мы не хотим, чтобы вас уволили или сочли недееспособным. Есть законы, которые вас защитят, но вы не хотите провести оставшееся время в судебных баталиях. Я бы открылась кому-то из сослуживцев, кому-то одному, кому вы доверяете, – кто не разболтает и станет вашим зеркалом. Этот человек может помочь вам решить, когда станет небезопасно продолжать работать.

Джо кивает. Он проигрывает в уме сценарий и видит все весьма нежелательные последствия и то, к чему мгновенно приведет разглашение его диагноза. Он может сказать Томми и Донни. Больше никому. Томми умеет хранить тайны и прямо скажет обо всем, когда будет нужно. Джо готов доверить ему свою жизнь. И Донни тоже. Больше никто на службе знать не должен, по крайней мере, пока он не выяснит, что к чему. Он должен обеспечить Роузи хотя бы частичную пенсию, чтобы ей не пришлось нуждаться, когда его не станет. Десять лет. Может, больше. Может, меньше.

Но ему будет становиться хуже. Будет падать, ронять вещи, путаться в рапортах, опаздывать, психовать. Начнет говорить невнятно. Все будут думать, что он пьет. Черт. Да пусть думают, что хотят. Пока он не будет уверен, что у Роузи есть все, что нужно, болезнь надо держать в тайне.

Рут О’Брайен допилась до смерти.

Сын весь в мать.

Когда Джо и Роузи добираются домой из больницы, у Джо еще полно времени, чтобы присоединиться в пабе Салливана к Донни и остальным друзьям, но он чувствует себя слишком хрупким. Прозрачным. Он боится, что ему хватит бокала «Гиннеса», чтобы расколоться и вывалить свой диагноз Донни и всем в баре. Нет, этот День святого Патрика он проведет не у Салливана. Но дома он тоже оставаться не может.

Роузи стоит над раковиной в кухне, чистит картошку. Она перестала плакать, но глаза у нее все еще красные и опухшие. Она намерена сделать хорошую мину и выглядеть, как обычно, когда вернутся к обеду дети. Джо и Роузи решили, что им нужно немного времени, прежде чем сбросить на детей бомбу БХ. И Джо в жизни не стал бы портить им День святого Патрика.

– Пойду пройдусь, хорошо? – спрашивает Джо.

– Куда ты?

Она оборачивается с полуочищенной картофелиной в одной руке и картофелечисткой в другой.

– Просто выйду. Прогуляюсь. Не волнуйся.

– Сколько тебя не будет? Обед в четыре.

– Я вернусь до четырех. Просто нужно голову проветрить. Ты как, ничего?

– Все хорошо, – говорит она и поворачивается к Джо спиной.