Орхан Памук - Рыжеволосая Женщина

– А почему вы запомнили именно историю о Рустаме? Из-за того, что вам было страшно?

– Махмуд-уста не был моим отцом, – сказал сообразительный Серхат-бей. – И с чего бы мне бояться?

– Однажды летом тридцать лет назад я начал считать Махмуда-усту своим отцом, – сказал я. – Мой отец меня бросил. Какие у вас отношения с вашим отцом?

– Отдаленные, – сказал Серхат-бей, глядя перед собой.

Может быть, он хотел вернуться к Рыжеволосой Женщине и своим друзьям-театралам? Может быть, я слишком много вопросов задавал этому юноше? В зале стоял непрестанный гул голосов, который бывает на встречах земляков и в барах после матча.

– Как ты познакомился с Махмудом-устой?

– Он собирал вокруг себя детей и рассказывал истории. Я сам пошел к нему домой. Правда, испугался, когда впервые увидел его сломанное плечо.

– Я боялся историй Махмуда-усты, – пробормотал я, – в конце концов его истории становились реальностью.

– Что значит – становились реальностью? – спросил Серхат.

– Все, что было в рассказах Махмуда-усты, потом случилось со мной в жизни. А еще я боялся колодца Махмуда-усты. В конце концов я не выдержал и убежал от него. Ты знал об этой истории?

– Знал, – сказал он, пряча от меня глаза.

– Откуда?

– Мне рассказал об этом сын Гюльджихан-ханым Энвер. Он работает здесь бухгалтером. Махмуд-уста был ему как отец. Они долгое время были очень близки.

– А этот Энвер-бей сегодня был здесь?

– Нет. Он не собирался сюда приходить.

– Почему?

Я долго думал, почему мой сын не пришел сюда. Я рассердился на него. В то же время я чувствовал, что мой гнев может быть несправедлив, и хотел увидеть сына, а к тому же мне хотелось как можно скорее уехать из Онгёрена.

– Серхат-бей, пока не поздно, покажите мне этот наш колодец, – попросил я.

– Конечно.

Он поднялся и вышел. Рыжеволосая Женщина внимательно следила за мной с другого края стола. Я сделал еще несколько глотков ракы, съел кусочек брынзы и, выйдя на улицу, в начале темного подъема увидел Серхата.

Мы с моим провожатым молча шли мимо теней, темных закоулков и воспоминаний. Я никак не мог понять, в какой стороне холма находится дорога, по которой мы поднимались, и в какой стороне колодец, и винил во всем свою затуманенную ракы голову.

Мы шли вдоль некрашеного забора, мимо сада с бетонными дорожками, деревья которого окрасились в розовый цвет из-за света неоновых вывесок, мимо какого-то склада. Увидев в темной витрине парикмахерской наши с моим провожатым тени, я заметил, что мы с ним одного роста.

– Как давно вы знаете Энвер-бея? – спросил я у театрала-любителя.

– С тех самых пор, как я знаю себя. Я коренной житель Онгёрена.

– Что он за человек?

– Почему вы спрашиваете?

– Я знал его отца, Тургай-бея, – сказал я. – Тридцать лет назад они тоже были здесь.

– По-моему, самая большая проблема Энвера не его отец, а его отсутствие, – сказал смышленый Серхат. – Он необычный человек, этот наш Энвер.

– Я тоже рос без отца, но не могу сказать, что чем-то отличаюсь от других, – сказал я.

Серхат за словом в карман не лез:

– Конечно же, вы не такой, как все, потому что вы богатый. Наверное, Энвер заботится о том, чтобы не стать таким богатым, как вы.

Может быть, умница Серхат пытался сказать мне, что Энвер беден и поэтому с ним так сложно? Или же Энверу не нравятся такие люди, как я, которые в жизни думают только о том, чтобы заработать деньги, и поэтому он не пришел сегодня на собрание?

Я переваривал в голове второй вариант и неожиданно увидел, что мы приблизились к заветному месту. Вновь колючки и сорняки, которые были здесь тридцать лет назад, только сейчас они торчали по краям асфальтовой дороги.

Интересно, рассказывала ли Рыжеволосая Женщина нашему сыну Энверу о том, что его дед, то есть мой отец, был романтическим идеалистом, который за свои политические воззрения сидел в тюрьме? Сердце мне жгло предположение, что она представляла и отца своего сына, и его деда плохими и поверхностными людьми. Я сердился на сообразительного Серхата-эфенди, который заставил меня все это переживать.

– Вот! – выпалил я. – Последний поворот перед нашим колодцем.

– В самом деле? – спросил внимательный Серхат. – Какая случайность! Ведь здесь находится и дом, где одно время жил Махмуд-уста.

Он указал на склад, фабрику и группу домов, очертания которых терялись во тьме. Я заметил в стороне старое ореховое дерево, под которым я некогда дремал после полудня. Оно разрослось за тридцать лет и оказалось за забором одной из фабрик. Между тем в том направлении, куда я смотрел, загорелись бледные огни в окнах сохранившейся с прежних времен лачуги.

– Махмуд-уста долго жил здесь с семьей, – сказал Серхат. – Энвер с Гюльджихан-ханым часто приходили к нему на праздники. Я познакомился с Энвером в саду Махмуда-усты.

Меня забеспокоило, что парень опять говорил об Энвере.

– Махмуд-уста в этом доме рассказал нам историю из священного Корана о принце, который бросил своего отца в колодце на смерть, – не унимался Серхат-бей.

– Такой истории нет ни в Коране, ни в «Шахнаме», – сказал я.

– Откуда вам знать? – спросил Серхат. – Вы что, верующий человек, читаете Коран?

Я понял по его агрессивному тону, что юноша находится под большим влиянием моего сына Энвера.

– Я любил Махмуда-усту. Тем летом он заменил мне отца, – сказал я.

– Если хотите, я покажу вам дом Энвера, – сказал мой провожатый.

Мы свернули в боковую улицу. Проходя мимо жилых домов, у входных дверей которых не горело ни одного фонаря; мимо тут и там припаркованных фургончиков и мини-автобусов; мимо маленькой клиники «первой помощи» и аптеки; мимо гаража и складов, в дверях которых курили хмурые охранники, я изумился тому, как все это сумело уместиться на нашем холме.

– Вот здесь дом Энвера, – сказал Серхат. – Его окна на втором этаже слева.

Я почувствовал, что не смогу сдержать охватившее меня желание увидеть сына и желание дружить с ним.

– У Энвер-бея горит свет, – сказал я со спокойствием пьяного человека. – Пойдем позвоним ему.

– Если у него горит свет, это не означает, что он дома, – сказал проницательный Серхат. – Энвер избрал в жизни одиночество. Когда он по вечерам выходит на улицу, он всегда оставляет включенным свет, чтобы и воры, и злые люди видели, что дома кто-то есть, и чтобы, когда он вернется домой, не чувствовать, как он одинок.

– Очевидно, вы хорошо знаете своего приятеля. Если Энвер увидит вас сейчас, то не удивится.

– Никогда не известно, что от Энвера ждать.

Я пошел прямо к двери.

– С чего ему быть одиноким? – сказал я. – Ведь у него есть мать, которая так его любит, близкие друзья вроде вас…