Дафна Дюморье - Берега. Роман о семействе Дюморье

Ей хватило совести покраснеть – это он отметил не без удовольствия, Кики же встал и отошел к книжному шкафу. Ладно, похоже, удалось пронять их обоих. Давно пора. Слишком уж затянулись все эти глупости. Он сел к столу, накрытому к чаю, развернул газету и до вечера больше не сказал ни тому ни другой ни слова.

Именно после этого эпизода Кики измыслил предлог и вернулся в Лондон; и совершенно правильно сделал.

Хорошо, что бабушки Кларк уже не было в живых; ей бы такой оборот событий наверняка пришелся по душе.

В юности невзгоды забываются быстро; через месяц Кики уже гостил в Норфолке вместе с приятелем Томом Джекиллом [57], сыном викария-сектанта, и слушал прекрасное хоровое пение в Норвичском соборе.

«Жить в семье викария – дело нелегкое, – писал он матери, – особенно для желудка. По воскресеньям ужин подают без горячего, перед ним четверть часа читают молитву, после – поют гимны и псалмы. Не могу отделаться от мысли, что какая-нибудь картофелина с пылу с жару ободрила бы наши души куда сильнее, тем более что, по моим понятиям, поставив картофелину в печь, ты нарушаешь четвертую заповедь не сильнее, чем когда расстилаешь скатерть. Впрочем, мне удается утешиться в соборе: музыка звучит изумительно, и есть там один юноша с голосом, прекраснее которого я никогда ничего не слышал. Том перезнакомил меня со своими друзьями, и мы каждый день проезжаем миль по двадцать в двуколке, на резвой ско рости двенадцать миль в час, – отдаем визиты соседям. Люди здесь просто очаровательные, мы целыми днями ездим верхом, катаемся на лодке или рисуем; по вечерам – пение и танцы. На днях съездили в Кембридж – туда миль семьдесят (разумеется, поездом), повидались со студентами – все как один денди, – провели с ними вечер за ужином, вином и пением».

«Надеюсь, – думала Эллен, складывая письмо, – что Кики не превратится в одного из никчемных молодых людей – а их в наше время вон сколько развелось, – которые только и думают что о развлечениях. Нужно будет серьезно поговорить с ним по возвращении».

Впрочем, недовольство нерадивым сыном тут же вылетело у нее из головы, ибо внезапно вошел Луи-Матюрен – бледный, трясущийся; он объявил, что у него сильнейшие рези в животе, – безусловно, это холера.

– Луи, дорогой мой, ну какая холера в Англии? – упрекнула его жена.

– Самая настоящая, – простонал Луи-Матюрен. – Я сегодня утром проводил в лаборатории анализ микробов и, видимо, заразился. Болезнь быстро распространится, Пентонвиль вымрет полностью, а потом заразу подхватит половина Лондона.

– Давай поскорее пошлем за доктором.

– За доктором? Вздор! Только доктора мне в доме и не хватало. Я знаю про эту болезнь и про лекарства от нее больше, чем все доктора, вместе взятые. Принеси перо.

Кровь полностью отхлынула от его лица, губы посинели. Эллен, крайне взволнованная, поспешно принесла перо и бумагу.

– Я запишу названия лекарств, которые у меня есть в лаборатории, – проговорил Луи-Матюрен прерывающимся голосом. – Поспеши, найми кеб, поезжай в лабораторию и попроси юного Уилкинса, чтобы он их тебе выдал. Без них мне не выжить. Не задерживайся. Со мной все в порядке. Я сам доберусь до постели.

Он с громкими стонами потащился вверх по лестнице; тут из кухни выбежала Шарлотта с перепачканными мукой руками.

– И вас тоже от этой рыбины скрутило? – осведомилась она. – Я, когда жарила, еще подумала, что она с душком, да пожалела выбрасывать такое добро.

– Невежественная! – возгласил Луи-Матюрен, цепляясь за перила. – Взгляни на меня – меня терзает холера. Возможно, я не доживу до утра. Если завтра миссис Дюморье станет вдовой, а Изабелла – сиротой, надеюсь, ты их не бросишь.

– Господь с вами, сэр, что вы такие страсти говорите! – воскликнула перепуганная служанка и бросилась к хозяину, чтобы помочь ему дойти до спальни.

– Не приближайся! – взревел он. – Прикасаться ко мне смертельно опасно! Безжалостные микробы набросятся и на тебя. Пусть уж лучше один покойник, чем тысяча.

Он, шатаясь, ввалился в свою комнату и захлопнул дверь. До Шарлотты долетел мучительный стон, потом наступила тишина. Побелев как полотно, она вернулась в кухню и там рухнула на пол. Через полчаса вернулась из лаборатории Эллен – растрепанная, запыхавшаяся; в руке она сжимала четыре зловещего вида пузырька с цветными ярлыками.

Заслышав шаги хозяйки, Шарлотта дотащилась до при хожей – тяжело дыша, прижав ладонь к боку.

– Ах, мадам, похоже, у меня тоже холера, – объявила она. – Такие боли в желудке, будто ножом режут. Похоже, у нас тут эпидемия, – наверное, нужно сообщить в полицию?

– Еще не хватало! – оборвала ее Эллен. – Сразу же начнется паника. Если тебе неможется, ступай к себе и ляг. Хозяин сейчас приготовит лекарство.

– Ну, ежели вроде того, какое он мне дал, когда почки прихватило, так уж, по мне, лучше холера, мадам, – заявила перепуганная служанка.

– Делай как сказано! – прикрикнула на нее хозяйка.

Она поднялась в спальню и обнаружила, что муж сидит в постели, лицо у него серое, как и его халат, зубы выстукивают дробь.

– Судя по всему, началась вторая стадия, – сообщил он. – Для нее характерны спазмы и судороги в конечностях. Смотри, как свело мускулы. Когда лицо у меня почернеет, знай, что это конец.

– Луи, ради бога, давай позовем врача!

– Эти идиоты ничего не смыслят в холере. А я изучаю ее уже много лет. Привезла лекарства? Давай сюда и принеси кастрюлю с кипятком.

Эллен послушно забегала вверх-вниз, таская кастрюли, воду, полотенце и еще невесть что, ибо Шарлотта окончательно расклеилась, толку от нее не было никакого. Эллен, трясясь от страха, смотрела на мужа, который – чистый колдун за каким-то диким обрядом – готовил из лекарств странное снадобье, на редкость зловонное и напоминающее цветом жидкое пламя.

– Ты уверен, что не отравишься? – отважилась спросить Эллен.

Луи метнул на нее поверх кастрюли свирепый взгляд.

– Я химик или дурак? – осведомился он.

На это ей было ответить нечего. Луи перелил смесь в стакан и осушил его – глаза чуть не вылезли из орбит, настолько снадобье оказалось крепким; Эллен подумала, что из ноздрей его сейчас вырвется пламя.

– Уже лучше, – пропыхтел Луи. – Помоги мне лечь. Осторожно, аккуратно; не исключено, что мы вовремя оста новили заразу. Что там мое лицо? Потемнело?

– Скорее покраснело, милый. Наверное, от жара кастрюли.

– Ничего подобного. У меня лихорадка. Сильный жар. Думаю, градуса сорок три. Впрочем, этого и следовало ожидать. Принеси лед.

– Лед, дорогой? Где же я его возьму?

– Почем мне знать, где ты его возьмешь? В мясной лавке, в рыбной, где угодно. Нужен большой кусок льда. Поруби его, заверни в полотенце и положи мне на лоб.