Марк Виктор Хансен - Куриный бульон для души. 101 лучшая история

Никто не может вечно играть одну и ту же роль.

Приступая к новой работе, я размышляла над другими главными уроками, которые были важнее, чем управление своей самооценкой, – я сама решаю, что хочу показать другим. И дело не в названии должности или места работы. Дело во мне, во всем том, что я могу делать, отдавать или достигать.

Кроме того, я поняла, что никогда не хотела получать зарплату из чужих рук – тем самым я вверяла свою судьбу кому-то другому. Меня возмущало само предположение, что, как бы упорно и старательно я ни трудилась, невежда в костюме может оставить меня без зарплаты и попытаться заодно лишить меня самоуважения. Как я себя ни уговаривала, но это было чересчур. Перспектива быть уволенной снова мне совсем не улыбалась.

Стоит открыть свое дело и самой выписывать себе зарплату, чтобы мои прибыли и все остальное зависели только от меня . Такая концепция пугает многих, но я нашла ее привлекательной. И так я считаю и по сей день. Я совершила свой самый смелый шаг к личной свободе. Расспросите любого, кто больше не работает на американские корпорации и открыл свое собственное дело, – и многие скажут вам то же самое.

Роки Лайонсу, сыну защитника из «Нью-Йорк Джетс» Марти Лайонса, было пять лет. Он со своей матерью Келли ехал на машине по сельским районам Алабамы. Роки уснул на переднем сиденье пикапа, положив ей ноги на колени.

На ветреной проселочной дороге Келли повернула на узкий мост. В этот момент машина наехала на выбоину и соскользнула с дороги, ее правое переднее колесо застряло в колее. Келли попробовала вернуться на дорогу, но нога Роки застряла между ее ногой и рулевой колонкой, и она потеряла контроль над управлением пикапа.

Машина несколько раз перевернулась и упала в овраг высотой 20 футов. Когда она рухнула на дно оврага, Роки проснулся. «Что случилось, мама? – спросил он. – Почему колеса смотрят в небо?»

Из-за кровоподтеков Келли ничего не могла видеть. Она раскроила лицо о коробку передач, оно было разодрано от губ до лба. Ее десны были разбиты, а щеки превратились в месиво, и у нее были повреждены плечевые суставы. С одной сломаной костью, торчащей из-под мышки, она была прижата к искореженной двери.

– Я тебя вытащу, мама, – объявил Роки, который сам чудом избежал травм. Он выскользнул из-под Келли, пролез в открытое окно и попытался вытянуть из него мать. Но она не двигалась.

– Дай мне уснуть. – Келли то теряла сознание, то вновь приходила в себя.

– Нет, мама, – настаивал Роки. – Ты не должна засыпать.

Роки снова влез в кабину и смог вытолкнуть Келли наружу. Затем он сказал ей, что нужно выбраться на дорогу, чтобы остановить проезжающую машину и позвать на помощь. Опасаясь, что в темноте никто не заметит маленького мальчика, Келли отказалась отпускать его одного. Тогда они вместе стали ползти к обочине, причем Роки при его весе в 18 килограмм приходилось толкать мать весом в 47 килограмм. Они ползли сантиметр за сантиметром. Боль была невыносима, и Келли решила сдаться, но Роки стоял на своем.

Чтобы подбодрить мать, Роки советовал ей думать о «том маленьком паровозике» из классической детской сказки «Маленький паровоз, который смог» , что сумел залезть на крутую гору. Он повторял свою версию воодушевляющей фразы этой сказки:

– Я знаю, ты можешь; я знаю, ты можешь.

Когда они наконец доползли до дороги, Роки в первый раз рассмотрел изуродаванное лицо матери. Он разрыдался. Размахивая руками и умоляя: «Стойте! Пожалуйста, остановитесь!», мальчик остановил грузовик.

– Отвезите мою маму в больницу! – упрашивал он водителя.

Чтобы восстановить лицо Келли, врачам пришлось потратить 8 часов и сделать 344 шва. Сегодня она выглядит не так, как прежде.

– У меня был длинный прямой нос, тонкие губы и высокие скулы. Сегодня у меня курносый нос, плоские щеки, и мои губы намного больше.

Однако у нее мало видимых шрамов, и она выздоровела после ранения.

Геройство Роки попало на первые полосы газет. Но мальчик утверждает, что не совершил ничего особенного:

– Я сделал то, что сделал бы любой другой на моем месте.

Его мать говорит: «Если бы не Роки, я бы умерла от потери крови».

Классная комната для 4-го класса Донны была похожа на многие другие. Однако что-то показалось мне необычным в первый же день, когда я сюда вошел. Здесь чувствовалось некое скрытое волнение.

Донна много лет преподает в одной из школ Мичигана, и ей осталось два года до пенсии. Но она не просто проводит уроки, а добровольно участвует в программе развития детей, которую я придумал и организовал. Программа основана на творческом подходе к образованию, и Донна обеспечивает ее выполнение. А моя работа заключается в посещении уроков и поощрении учеников.

Я сел на свободный стул в конце класса. Все ученики работали над заданием – записывали свои мысли и идеи. Рядом со мной 10-летний ученик заполнял лист под названием «Я не могу».

«Я не могу выбить футбольный мяч дальше второй базы».

«Я не могу делить в столбик, если в числе более трех цифр».

«Я не могу понравиться Дебби».

Листок был заполнен уже наполовину, однако он не собирался заканчивать. Он трудился решительно и настойчиво.

Я прошел по ряду, заглядывая в ученические работы. Каждый писал о вещах, на которые он не был способен.

«Я не могу сделать 10 отжиманий».

«Я не могу пробить мяч над оградой с левой стороны поля».

«Я не могу съесть только одно пирожное».

Я решил поговорить с учительницей, чтобы узнать, что здесь происходит. Подойдя к ней, я увидел, что она что-то торопливо записывает. Я решил ее не отвлекать.

«Я не могу уговорить мать Джона прийти на учительское собрание».

«Я не могу научить свою дочь вовремя заправлять машину».

«Я не могу объяснить Алану, что выяснять отношения с приятелями следует словами, а не кулаками».

После тщетных попыток разузнать, почему ученики и учитель заняты негативными фразами, вместо того чтобы записывать позитивные утверждения в духе «Я могу», я вернулся на свое место и продолжил наблюдения. Ученики продолжали писать еще 10 минут. Большинство уже исписало один лист. Некоторые начали второй.

– Заканчивайте последнее предложение и не начинайте новое, – велела Донна. Затем она попросила учеников сложить листы пополам и принести ей. Подойдя к учительскому столу, дети складывали свои работы под грифом «Я не могу» в пустую коробку из-под обуви.