Луиза Уолтерс - Чемодан миссис Синклер

Дженна глубоко затягивается сигаретой. Ее тайна стала нашей общей тайной, и это поневоле еще сильнее сближает нас. Лучше бы она не просила меня о помощи. Лучше бы я не соглашалась ей помочь. Софи гораздо удачнее справилась бы с этой ролью. У нее есть и здравый смысл, и громадные запасы сострадания. Я слишком многое ношу в себе, и это создает мне проблемы.

Опять вспоминаю фразу из дедушкиного письма. Если верить бабушкиным рассказам, его письмо должно было прийти с того света. Твоя душа окажется в плену из-за твоих сегодняшних решений и не сможет вырваться . Что он хотел этим сказать?

Дженне пора возвращаться в «Эвергрин», где ее осмотрит врач. Дженна предлагает мне подождать в машине: теперь она справится сама. Ведь все худшее уже позади. Я не возражаю и усаживаюсь в салон. Сижу в гнетущей тишине (двигатель, естественно, выключен) и думаю о Филипе. Он никогда не услышит о событиях этого дня. И слава богу! Я достаточно знаю своего босса и могу предсказать его реакции. Это бы его глубоко задело и даже шокировало. Ему было бы стыдно и за Дженну, и за меня. Я знаю, что именно ударило бы Филипа больнее всего. Не аборт и даже не то, что Дженна забеременела от другого. Его бы добили наше вранье и обман. Как мне сейчас хочется, чтобы Дженна передумала и с плачем ворвалась бы в машину, плюхнулась на сиденье, закрывая руками живот. Чтобы перестала усиленно давить в себе материнский инстинкт. Мне хочется широко улыбнуться ей в ответ, защелкнуть на ней ремень безопасности, рвануть отсюда на полной скорости и больше никогда не возвращаться.

Но я знаю: этого не будет.

Мысленно вижу Филипа на книжной ярмарке: обаятельного, общительного. Зная, насколько он безразличен к роду человеческому, уметь так себя вести – это настоящий подвиг. Потом я переношусь в наш магазин, где бедняжке Софи, наверное, достается одной. И за магазином следить надо, и покупателей обслуживать. Вдруг какому-нибудь идиоту вздумается к ней приставать? Мне не дождаться, когда я вырвусь отсюда и вернусь в свой любимый мир.

Дедушкино письмо и сейчас лежит у меня в сумочке. Я когда угодно могу его достать и прочесть. Это я и делаю, пока жду Дженну. Проще всего было бы спросить у отца, но я не хочу его расстраивать. Ему хватает собственных страданий. Интересно, знает ли он, что в феврале 1941 года его отец был жив и здоров? Во всяком случае, достаточно здоров, чтобы написать его матери о разрыве отношений с ней. А может, родители моего отца вообще не были женаты? И знает ли он, что его мать совершила непростительный поступок (во всяком случае, с точки зрения моего деда) по отношению к какому-то ребенку?

Не сделала ли бабушка аборт?

Но разве в 1941 году аборты были разрешены? Не думаю.

Тогда что же такого моя бабушка сделала «матери этого ребенка»? Может, речь вовсе не о бабушке? Не стоит забывать, что английский не был родным языком деда. Думал он, естественно, по-польски. Возможно, не все мысли ему удавалось правильно перевести на чужой язык. Могло ли что-то исказиться или утратиться при переводе? Жаль, я не могу задать эти вопросы своей матери, живой и здравствующей. Нет, подобное начисто исключено. Остается лишь бабушка, моя любимая бабуня.

А бабуне уже 109 лет.

Я поднимаю глаза от письма и вижу Дженну, выходящую из клиники. Она легко сбегает вниз по ступенькам и кратчайшей дорогой (начисто игнорируя табличку «По траве не ходить») идет к моей машине. Можно возвращаться. Дженна сообщает мне, что приняла таблетку, и улыбается так, словно удачно поторговалась на распродаже. Мне знакома эта улыбка.

«Маркусу оки-чмоки и все такое. Натали». Открытка представляет собой красный картонный прямоугольник, на который наклеено розовое фетровое сердце. Скорее всего, самоделка. Над всеми «i» вместо точек – маленькие сердечки. Поначалу открытка кажется мне слишком легкомысленной и даже глупой, но затем я меняю свое мнение. Нет в ней ни легкомыслия, ни глупости. Бесхитростное, искреннее и трогательное послание. Решаю оставить ее себе. Скорее всего, парень, принесший нам несколько коробок книг в мягких обложках, и был этим Маркусом. Он пришел не один, а с подругой. Оба тащили по две коробки. Девушку он называл Ким.

(Эту открытку я нашла в романе «Бог мелочей», написанном индийской писательницей Арундати Рой. Роман был выпущен издательством «Харпер перенниэл». Нам принесли не коммерческий, а так называемый предварительный экземпляр, который издательство рассылало с целью рекламы. Место ему – возле входной двери, под окном, среди книжечек по 30 пенсов каждая.)

С моей кошкой Тарой мы прожили немало счастливых лет. По вечерам, когда я возвращалась с работы, она встречала меня, грациозно выгибая спину. По воскресеньям, когда я садилась читать или, что бывало реже, смотрела фильм, она устраивалась у меня на коленях. В отличие от многих котов и кошек, она была верным и преданным зверем. Я почти не сомневалась, что она любит меня так же сильно, как я ее. В прошлую субботу, вернувшись домой, я не сразу смогла войти. На дверном коврике лежала неподвижная, окоченевшая Тара.

Когда стемнело и никто не мог видеть, чем я занимаюсь, я отнесла Тару на задний двор, где у меня крохотный садик, и похоронила под сливой.

Устройством в «Старину и современность» я во многом обязана своей интуиции. Филип тогда подумывал открыть в магазине второй зал для современных изданий. Ему требовался кто-нибудь, кто взял бы на себя эту сторону торговли и одновременно помогал бы ему с букинистикой. Мне нравится думать, что определенную роль в моем устройстве на работу сыграл и мой недавно полученный диплом по английской литературе. Филип говорит, что ему тогда понравилась моя дружеская, лишенная претенциозности манера общения и моя готовность, в числе прочего, заниматься уборкой. Он почувствовал, что я отлично впишусь в обстановку его магазина.

В те давние дни мы вдвоем и составляли нашу маленькую сплоченную команду. Всего два человека на весь магазин, открытый с девяти утра до пяти вечера (а зачастую и позже, ибо Филип не торопился запирать двери). Мы работали по шесть дней в неделю. Я жертвовала субботами без возражений. Круг моего общения был весьма узок. Рядом с Филипом мне было интересно. Он умел пошутить, удивлял меня своими тонкими наблюдениями за людьми, иногда бывал излишне критичен. С самого первого дня мне было хорошо рядом с ним.

Наш магазин разрастался, и возникла потребность в третьем сотруднике. Так появилась Софи – девушка, приятная во всех отношениях, умная и добрая. Просто находка для магазина. Поначалу я ее недолюбливала. Мне хотелось, чтобы магазин и Филип по-прежнему принадлежали только мне. Я ревновала симпатичную Софи и к магазину, и к Филипу. К счастью, я преодолела эту дурацкую ревность.