Дженни Хан - Всем парням, которых я любила

Впечатленная, я говорю:

– Вау, я понятия не имела, что этот бизнес настолько жестокий.

Питер ухмыляется с видом «все-это-знаю» и продолжает:

– А разве таков не весь бизнес?

Я закатываю глаза, глядя в окно. Питер все же такой Питер.

Мы стоим на светофоре, когда Питер внезапно выпрямляется и говорит:

– Вот дерьмо! Эпштейны!

Я наполовину уснула. Мои глаза распахиваются, и я кричу:

– Где? Где?

– В красном внедорожнике! На две машины впереди справа. – Я вытягиваю шею, чтобы посмотреть. Эпштейны – седовласая пара, им около шестидесяти или семидесяти. Трудно сказать с такого большого расстояния.

Как только загорается зеленый свет, Питер дает по газам и мчится во весь опор. Я выкрикиваю: «Гони! Гони!», и потом мы пролетаем мимо Эпштейнов. Мое сердце бесконтрольно бьется. Я не могу удержаться, чтобы не высунуть в окно голову и не закричать, потому что это такой кайф. Мои волосы треплет ветер, и я знаю, что на голове будет полнейший беспорядок, но мне наплевать.

– Даааа! – кричу я.

– Ты сумасшедшая, – говорит Питер, потянув меня обратно за подол рубашки. Он глядит на меня как в тот день, когда я поцеловала его в коридоре. Словно я не такая, какой он меня представлял.

Мы подъезжаем к дому, перед которым уже припарковано несколько автомобилей. Я вытягиваю голову, пытаясь получше все рассмотреть. Я ожидала увидеть особняк с коваными железными воротами и, может быть, горгулью, или две, но этот выглядит просто как обычный дом. Должно быть, я выгляжу разочарованной, потому что как только Питер припарковал машину, он говорит мне:

– Не суди распродажу недвижимости по дому. Я видел все виды сокровищ в обычных домах и всякий мусор в красивых зданиях.

Я выскакиваю и наклоняюсь, чтобы завязать шнурки.

– Поторопись, Лара Джин! Эпштейны будут здесь уже в любую секунду! – Питер хватает меня за руку, и мы бежим по подъездной дорожке. Я запыхалась, но стараюсь не отставать от него. Его ноги гораздо длиннее моих.

Как только мы оказываемся внутри, Питер прямиком направляется к мужчине в костюме. Я же сгибаюсь и пытаюсь перевести дыхание. Несколько человек слоняются вокруг, глядя на мебель. В центре комнаты расположился длинный обеденный стол с безделушками из фарфора и молочного стекла. Я подхожу к нему и внимательно рассматриваю. Мне нравится белый сливочник с розовыми бутонами роз, но я не уверена, можно ли мне к нему прикасаться и посмотреть, сколько он стоит. Он может быть очень дорогим.

Тут же стоит большая корзина с памятными вещами со старинного Рождества: пластмассовые Санты и Рудольфы, стеклянные украшения. Я изучаю содержимое, когда ко мне подходит Питер с огромной ухмылкой на лице.

– Миссия выполнена, – произносит он и кивает в сторону пожилой пары, которая смотрит на деревянный буфет. – Эпштейны, – шепчет он мне.

– Ты забрал стулья? – окрикивает мистер Эпштейн, стараясь казаться небрежным и нераздраженным, но стоял он напряженно, уперев руки в бока.

– Вы же знаете, – отзывается Питер, – в следующий раз вам повезет. – Мне он говорит: – Ты видела что-нибудь крутое?

– Много всего, – я показываю на ярко-розового оленя. Он стеклянный, с электрическим синим носом. – Он бы отлично смотрелся на моем туалетном столике. Ты не спросишь мужчину, сколько он стоит?

– Нет, но ты можешь сама спросить. Тебе не помешает научиться договариваться, – Питер хватает меня за руку и подводит к мужчине в костюме. Тот заполняет какие-то документы на планшете с зажимом для бумаг. Он выглядит очень занятым и важным. Я даже не уверена, можно ли мне здесь находиться. Думаю, мне не нужен этот олень.

Но Питер выжидающе смотрит на меня, поэтому я откашливаюсь и спрашиваю:

– Прошу прощения, сэр, но сколько стоит этот олень?

– О, это часть лота, – отвечает он.

– О-о. Эм, извините, но что такое лот?

– Это означает, что он часть набора, – объясняет он. – Вы должны купить весь набор декоративных аксессуаров. Семьдесят пять долларов. Они винтажные.

Я делаю пару шагов назад.

– В любом случае, спасибо, – произношу я.

Питер подталкивает меня обратно, и я одариваю его обаятельной улыбкой, говоря: – А вы не можете просто отдать его вместе со стульями? Подарок при покупке?

Мужчина вздыхает:

– Я не хочу разделять их. – Он отворачивается, пролистывая бумаги на планшете. Питер бросает на меня взгляд, словно говоря: «Ты же хочешь оленя, так что действуй». Я «возвращаю» ему взгляд, отвечая: «Я не хочу его так сильно», но Питер решительно качает головой и подталкивает меня в сторону мужчины. Я спрашиваю:

– Пожалуйста, сэр? Я дам вам за него десять долларов. Никто не узнает, что не хватает оленя. И взгляните, его нога немного треснута у основания, видите? – Я показываю его.

– Хорошо, хорошо. Просто забирай его, – скупо отвечает мужчина, я озаряю его улыбкой и вытаскиваю кошелек, но он отмахивается.

– Спасибо! Спасибо вам большое. – Я прижимаю оленя к груди. Кажется, торговаться не так и сложно, как я думала.

Питер подмигивает мне, а потом говорит мужчине:

– Я подгоню машину поближе, чтобы мы могли погрузить стулья.

Они выходят через заднюю дверь, я же торчу в доме, разглядывая на стене фотографии в рамках. Интересно, их тоже продают? Некоторые из них выглядят по– настоящему старыми: черно-белые изображения мужчин в костюмах и шляпах. Одна фотография девушки в церковном платье, оно белое с кружевами, напоминающее свадебное. Девушка не улыбается, но в ее глазах есть озорной блеск, который напоминает мне о Китти.

– Это моя дочь, Патриция.

Я оборачиваюсь. Это старик в темно-синем свитере и плотных джинсах. Он стоит, прислонившись к лестнице, и наблюдает за мной. Он выглядит очень слабым; его кожа бледная и тонкая.

– Она живет в Огайо. Работает бухгалтером. – Он по-прежнему смотрит на меня, словно я напоминаю ему кого-то.

– У вас милый дом, – произношу я, хотя это и не так. Он старый, и его бы не помешало хорошенько прибрать. Но вещи внутри милые.

– Теперь он пустой. Все мои вещи распроданы. Не могу забрать их с собой.

– Вы имеете в виду, когда умрете? – шепчу я.

Он сердито поглядывает на меня.

– Нет. Я имею в виду дом престарелых.

Упс.

– Верно, – говорю я и начинаю хихикать, как делаю всякий раз, когда чувствую себя неловко.

– Что у тебя там в руке?

Я поднимаю.

– Это. Мужчина в костюме дал его мне. Вы хотите вернуть его обратно? Я не заплатила за него. Он часть лота.

Он улыбается, и морщины на его бумажной коже углубляются.

– Он был у Патти любимым.

Я протягиваю ему оленя.

– Может быть, ей бы захотелось оставить его у себя?

– Нет, забирай его. Он твой. Она даже не почесалась, чтобы помочь мне переехать, – он злорадно кивает. – Есть что-нибудь, что бы тебе хотелось взять? У меня полный багажник ее старой одежды.