Мэри Монро - Летние девчонки

Но боли и спазмы ощущались вполне реально, как и слабеющее зрение, и неспособность запоминать имена. Мариетта бросила прощальный быстрый взгляд. С высокой веранды ее дома «Си Бриз» виднелась первая линия домов и густые прибрежные заросли на пляже. Когда Мариетта была юной невестой и впервые приехала в «Си Бриз», между их домом и океаном не было других зданий. Теперь на узком пространстве перед пляжем теснилось еще два ряда домов. Но с веранды был по-прежнему виден мерцающий океан. В лазурных водах отражалось безоблачное небо, и белые волны неторопливо катились на берег и опускались на песок, загадочные и древние, словно само время.

Мариетта печально засмеялась. Древние, как она сама.

– Миз Мариетта!

«О господи, – подумала Мариетта. – Люсиль, несомненно, расстроится, когда узнает, что она опять ускользнула на крышу». Мариетта повернулась и с тревогой глянула на крутые ступени. В молодости она, задыхаясь от нетерпения, каждое утро взлетала по ним, словно газель, и смотрела на море. Спокойствие, велела она себе, крепко ухватившись за перила. Неуверенно и медленно Мариетта начала спускаться по узкой лестнице. На полпути ее встретила Люсиль. Круглые темные глаза горничной вспыхнули, когда она посмотрела на Мариетту.

– Люсиль, ты меня напугала! – воскликнула Мариетта, крепче хватаясь за перила.

– Я вас напугала? И вы говорите это, бегая по ступеням вверх и вниз, как девчонка? Вы могли упасть! А с вашими костями этим бы все и закончилось. Я принеслась сюда со всех ног, как только поняла, куда вы ускользнули.

Люсиль поднялась еще на несколько ступеней и крепко взяла Мариетту за предплечье.

– Вас нельзя оставить ни на минуту, вечно попадаете в неприятности.

– Чепуха, – усмехнулась Мариетта, принимая поддержку Люсиль. – Я поднимаюсь и спускаюсь по этой лестнице дольше, чем себя помню.

Люсиль фыркнула.

– Живете вы уже тоже долго. Вы больше не девочка, Миз Мариетта, что бы вы там себе не думали. Вы обещали предупредить меня, когда соберетесь подниматься на крышу. Я буду подниматься с вами, чтобы вы не упали.

– И что ты сделаешь, если я упаду? – усмехнулась Мариетта. – Ты такая же старая, как и я. Мы обе превратимся в груду переломанных костей.

– Не такая старая… – пробормотала Люсиль, спускаясь вниз. Потом она помогла спуститься Мариетте.

Мариетте не нравилось, что с ней обращаются как с ребенком. Она всегда гордилась собственной независимостью. Как и тем, что всегда имела собственное мнение и не стеснялась его озвучивать. Спустившись, она расправила плечи и, фыркнув, сбросила с себя руку Люсиль.

– Я прекрасно знаю, сколько тебе лет. Шестьдесят девять, а значит, ты такая же старая карга, как и я.

Люсиль тихо засмеялась и печально покачала головой.

– Так оно и есть, – признала она. – Но я благодарна за каждый подаренный мне год.

Мариетта посмотрела на стоящую напротив нее Люсиль, решительно сложившую руки на груди. Они испытующе смотрели друг другу глаза в глаза. Мариетта была высокой и гладкой, как цапля. Коротко остриженные седые волосы гладко покрывали голову, и она казалась величественной, как элегантная птица.

Люсиль же, наоборот, была маленькой и крепкой, как хорошо откормленная болотная курочка. Некогда блестящие черные волосы теперь поседели, но в больших темных глазах по-прежнему мерцали упрямство и хитрость этой болотной птицы. И кудахтанье ее было таким же резким. Хотя Люсиль было почти семьдесят, ее кожа была по-прежнему гладкой, как отполированная слоновая кость – тайной миссией Мариетты на протяжении многих лет было выведать, что за мазь оказывает такое чудесное воздействие на стареющую кожу. Люсиль поступила к Мариетте работать горничной пятьдесят лет назад и верно служила дому и семейству Мьюр в Чарльстоне. Но когда Мариетта продала большой дом и переехала в «Си Бриз», Люсиль переехала вместе с ней.

Теперь Люсиль была скорее компаньонкой, чем служанкой. Люсиль знала все секреты Мариетты и стояла у ее дверей, как верный страж. Порой Мариетте казалось, что Люсиль слишком много знает об их семье. Ей было немного не по себе, что кто-то настолько тесно с ней связан и обмануть этого человека не получится. Только Люсиль были позволены ехидные замечания, разбивающие иллюзии Мариетты и открывающие голую правду, не важно, насколько жестокой она была. Мариетта безоговорочно доверяла Люсиль и была ей очень предана. Они были глубоко привязаны друг к другу.

Мариетта гордо отправилась прочь. Западное крыло было самой старой частью пляжного коттеджа. В нем было три комнаты: их с Эдвардом спальня, комната Паркера и широкая комната для отдыха, обшитая сосной, с книжными полками и изображениями охотничьих собак. Годы спустя, когда Мариетта расширила дом и на лето стали приезжать три дочери Паркера, девочки предъявили права на западное крыло, совершив незаконный захват. Она до сих пор помнила их хихиканье и визг. Бедные мужчины были изгнаны из своей берлоги, ворча о гормонах беспокойной юности.

– Ты достала ожерелья? – спросила Мариетта, пока они проходили гостиную.

– Они в вашей комнате, на кровати.

Мариетта прошла в свою спальню. Главная спальня находилась в восточном крыле дома и была ее главным убежищем. Мариетта отремонтировала и перестроила «Си Бриз», когда окончательно переехала из Чарльстона на остров. Бедный Эдвард не успел в полной мере насладиться жизнью на пенсии. Мариетта нашла его упавшим на клавиатуру компьютера всего через год после смерти Паркера и осталась в своем обновленном доме совершенно одна.

Она прошла по мягким коврам к богато украшенной резьбой кровати красного дерева с пологом и увидела на покрывале три черных бархатных мешочка. Три ожерелья для трех внучек.

– Давно пора выбрать, кому из девочек какое отдать.

Люсиль скрестила руки на пышной груди.

– Мне казалось, вы говорили, что позволите им выбрать самим.

– Нет-нет, Люсиль, – отмахнулась Мариетта. – Так не пойдет. – Она выдержала паузу, встретив взгляд Люсиль. – Говорят, – начала она тоном сказительницы легенд, – жемчуг обретает характер человека, который его носит. – Мариетта кивнула, словно добавляя значимости к сказанному. Она снова принялась расхаживать взад-вперед. – Я носила эти жемчужные ожерелья десятилетиями. И каждая жемчужина пропитана моим характером. Неужели не понимаешь, – спросила она таким тоном, будто речь шла об очевидных вещах, – что, отдавая внучкам ожерелья, я передаю каждой из них часть себя? – Мариетте была приятна сама мысль об этом. – Я ждала этого много лет.

Люсиль давно привыкла, что Мариетта любит патетические моменты, и сказанное ее не слишком впечатлило.

– Все равно, каждая может выбрать ожерелье на свой вкус и получить этот ваш загадочный амулет-характер. А вдруг им не понравится ваш выбор?