Э. Джонстон - Сказки тысячи ночей

Я последовала за ней, чувствуя, как ноги заново привыкают ходить по горячему песку, будто никогда и не покидали его.

Она вела меня мимо многочисленных шатров с пурпурными флажками, у каждого из которых стояли незнакомые мне люди. В воздухе по-прежнему витал сильный запах готовящейся еды, но вскоре его начал вытеснять другой. Ближе к тому месту, куда мы направлялись, горел еще один костер, но не для готовки. Когда мы подошли достаточно близко, я разглядела небольшую печь, на которой стоял котел. Рядом стоял мужчина с бледной кожей и волосами цвета шафрана, разбавленного водой. Я поняла, что это тот самый человек, за которого предстоит выйти замуж моей сестре. Он смотрел в котел, ожидая чего-то, и хотя я не видела содержимого посуды, я догадалась что в ней плавился серебристый металл с гор.

Сестра не задержала взгляд на своем суженом так долго, как следовало бы влюбленной. Часть моей души обрадовалась, ведь это значило, что она по-прежнему любит меня, но другая часть встревожилась. Если это я заставила ее полюбить его, быть может, она чувствовала эту любовь лишь когда я того хотела?

Я отбросила эти мысли прочь, а она повела меня дальше, к шатру столь знакомому, что я узнала бы его и с закрытыми глазами. Там ждали моя мать и мать моей сестры. Обе зарыдали, увидев меня, сорвав покрывало с моего лица, чтобы расцеловать меня и стиснуть в объятиях так крепко, будто больше никогда не отпустят.

– Матушка, – сказала я. – Госпожа матушка! Я так скучала по вам обеим!

Они ничего не ответили, лишь крепче обняли меня. Запечатлев меня в своей памяти, они наконец отпустили меня к сестре, и мы уселись вместе на ковер, как сидели раньше, вышивая и вкладывая секреты в каждый стежок.

Сестра улыбнулась, как улыбалась тогда, и я поняла, что она снова собирается поверить мне секрет. Но прежде чем заговорить, она провела рукой по моим затейливо уложенным косам, ощупывая каждую шпильку.

– Если хочешь, я покажу тебе, как сделать такую прическу, – предложила я. – Я уже научилась ее делать, а служанка, которая приехала со мной, нам поможет. Я одолжу тебе свои шпильки.

– Не хочу ничего от Ло-Мелхиина, когда буду выходить замуж, – ответила она. В голосе ее была горечь, напомнившая мне желтые фрукты, которые отец привозил нам с окраин синей пустыни.

– Но с тобой буду я, – возразила я. – А я ведь тоже его.

– Ты – моя, – сказала она. – А я – твоя. И мы сделали слишком много, чтобы даже демону было под силу разлучить нас.

Я поняла, что она тоже видела мои видения, по крайней мере частично, и что на платье, в котором она будет выходить замуж, я увижу свои стежки и пятно своей крови.

– Сестра, – сказала я, – я должна буду вернуться к нему.

– Тебе так нравится каср? – спросила она.

– Нет, – ответила я. – Но если я не вернусь, он женится на другой, и она умрет.

– Мне нет до этого дела, – отрезала сестра. – к тому же Ло-Мелхиин и не проживет достаточно, чтобы жениться снова.

И тут я наконец увидела все четко в ярком свете солнца пустыни. Я поняла, почему мать Ло-Мелхиина встревожилась, еще не успев слезть со своего верблюда. Я поняла, почему пришли чужие стада, почему все эти мужчины, женщины и дети оставили столько камней на тропинке, ведущей к пещере наших предков. Я поняла, почему люди жарили столько коз и запасли столько корзин с финиками, которые не портятся, даже если их оставить на солнце.

Мой отец приехал в каср и молил моего мужа отпустить меня на свадьбу, но он солгал. Мир, ради которого я вынуждена была жить в касре, оказался под угрозой со стороны пустыни, и я не в силах была этому помешать. Мой муж отпустил меня, и неважно, знал он истинную причину или нет. Важно было лишь то, что я теперь здесь, со своей семьей, со своей сестрой, матерью, матерью сестры, отцом, братьями, их детьми и всеми теми людьми, которых мой отец когда-либо встречал в своих странствиях по пустыне. Пускай они будут танцевать и пировать. Пускай будут играть в нарды и беседовать о былом, но это будет никакая не свадьба.

Это будет война.

Человеческие созданья считали себя такими умными. Они думали, что, если спрячут свои делишки в песке, вдалеке от стен моего города, я не узнаю, что они затеяли. Они ошибались.

Мне не нужны людские глаза и уши, чтобы шпионить за ними, ибо шпионов у меня и так в избытке. Мои собратья по-прежнему охотились в пустыне, питаясь людьми, хотя никто из них не поднялся так высоко, как я. Я закрылся от них, чтобы они не последовали моему примеру и не попытались занять мое место, но теперь я снова открылся им. Именно они принесли мне эту весть, нашептав ее мне так, что услышать мог лишь Ло-Мелхиин, но он не сумел бы нас остановить, так что мне было наплевать.

Презренные крысы собрались на свадьбу, которая была никакой не свадьбой.

Когда отец моей жены пришел ко мне со своими сыновьями, чтобы просить меня о милости, у меня не было иного выбора. Я жаждал пролить их кровь у ее ног даже больше, чем солнечного света и красивых вещей. Но если бы я залил ее их кровью, она никогда не стала бы моей. А их бунт мог бы сорваться без них, но он бы не умер.

Мне пришлось отпустить их всех. Я даже не оставил себе заложника, которого мог бы помучить всласть или отдать на растерзание одному из своих собратьев. Я отправил с ними мать Ло-Мелхиина, как поступил бы любой король, отпуская в пустыню свою жену. Когда они уехали, каср показался мне опустевшим без них. Без нее.

Я не стал призывать свою армию. Я не хотел прибегать к людской силе, чтобы подавить восстание в пустыне. Люди могли наконец увидеть истинного меня. Я мог бы сокрушить их и в одиночку, но на это ушло бы слишком много времени, которое я не хотел тратить попусту, и слишком много моей силы. Вместо этого я призвал своих собратьев, встретившись с ними в ночи там, где однажды слушал рассуждения Скептиков о звездах. Они увидели, каким могущественным я стал, и жадно внимали моим словам.

Мне не пришлось долго убеждать их помочь мне. Они жаждали крови не меньше, чем я, и не особенно тревожились, что на этот раз им придется убивать быстро, не упиваясь каждой раной. Там будет достаточно крови, чтобы утолить их голод, а после они обретут такую силу, о какой и не смели мечтать.

– Но мою королеву трогать не смейте, – сказал я им. – Я хочу, чтобы ее разум и тело достались мне целиком, когда все закончится, а пустыня станет алой от крови ее семьи.

Послышались приглушенные жалобы на то, что я волен выбирать себе игрушку, чьими страданиями смогу насладиться, тогда как остальным придется удостоить своих жертв быстрой смерти. Пускай шепчутся, решил я. Они не должны угадать истинную причину моего приказа. Они не должны завладеть ею, как я завладел Ло-Мелхиином. Это право принадлежало мне, хотя я рассчитывал управлять ею иными средствами.