Барбара Пим - Почти ангелы

Какой бы современной она ни была, Дейдре не могла временами удержаться от чуть-чуть завистливых взглядов на традиционное обручальное кольцо Филлис – средних размеров сапфир, а по бокам по бриллианту – и мечтала о том, чтобы Том перед отъездом в Африку предложил ей руку и сердце. Тогда, когда он вернется, они могли бы пожениться. Совсем просто на самом-то деле, но тетке она ни за что в этом не призналась бы.

Рода, со своей стороны, надеялась, что тетка может добиться доверительных признаний, в которых отказывают матери, но тут ее ждало разочарование. Более того, когда они допили чай и Дейдре поднялась к себе, у нее осталось впечатление, что племяннице, в сущности, и дела нет, выйдет ли она за Тома. Если это так, то у бедного Бернарда остается шанс, а если не у Бернарда, то у других. Дав волю разыгравшемуся воображению, Рода уже не видела пределов романтическим перспективам в жизни племянницы.

Помыв посуду после чая, она оставила стихари отца Талливера печально капать на кухне и тоже ушла к себе, прихватив с собой шитье. Уютно устроившись в кресле у окна, она стала смотреть в сад Аларика Лидгейта.

Сосед копошился среди овощных грядок, по всей очевидности, копая картошку. Потом вышла миссис Скиннер в переднике и, держа над головой зонтик, начала срезать фасоль. Такое обыденные дело – собирать овощи к ужину, но, как и нежелание Дейдре говорить о своих чувствах к Тому, оно как будто приобрело сегодня странную значимость.

Когда они ушли назад в дом, Рода отвернулась от окна и включила переносное радио. В сравнении со всем прочим новости казались скучными и пресными.

На железнодорожный вокзал средних размеров шропширского городка Том прибыл в бесперспективное время – половине второго пополудни. Вагона-ресторана в поезде не было, а он забыл прихватить с собой сандвичи. Том поспешил прочь с платформы, поскольку ему очень хотелось избежать встречи с кем-либо, кто помнил его по детству или юности и с кем пришлось бы пускаться в непростые объяснения, чем, собственно, он теперь занимается.

– А вот и вы, мастер Том, доброго вам дня, – приветствовал его контролер. – Нечасто нам выпадает удовольствие вас видеть. Слыхал, вы были в чужих краях?

– Да, в Африке.

– Служили в армии, полагаю?

– Не совсем. – Том улыбнулся при мысли о великой любознательной армии антропологов, взыскателей знания. – Я изучал… э… обычаи одного африканского племени.

Контролер просиял.

– А… я про кое-каких туземцев наслышан. Вы выбрали удачный день для приезда, правда, правда. У нас сегодня карнавал и цветочная выставка.

– Ах, ну да, конечно. Как всегда, по четвергам, верно.

Появление новых пассажиров позволило ему улизнуть, и Том пешком отправился через городок к дому, где жили мать с братом. В четверг все закрывалось пораньше, вот почему цветочную выставку и карнавал всегда устраивали по четвергам. На некоторые витрины уже опустились жалюзи, и Том вдруг увидел свое отражение: с темной поверхности на него смотрел потрепанный, шаркающий ногами незнакомец с портфелем и холщовой дорожной сумкой. Зрелище ему не понравилось, и он постарался больше своих отражений не замечать. В центре городка наблюдались некоторые признаки того, что можно было бы с натяжкой назвать праздничным духом. Гирлянды разноцветных флажков поперек улиц, перемежаемые плакатами, приветствующими гостей города, обвисли на жарком безветренном полдне. На парковке сгрудились шарабаны, точнее, междугородние автобусы, как их теперь именовали. Из открытых дверей извергались потоки детишек, наряженных эльфами, китайцами и пиратами. Дойдя до городского парка, Том заметил большой шатер, где будут выставлены цветы и фрукты.

Сцена напомнила ему африканские праздники, на которых он присутствовал, старательно подмечая то и се, например, что такой-то давний обычай, про который он читал, отмер и был заменен каким-то новым и «значимым» ритуалом. А заодно он вспомнил, как в описаниях избегал даже намека на живость и краски, выхолащивая увиденное, пока оно не становилось таким же скучным, как выставка цветов и карнавал в английском городке.

Моллоу-парк (ведь дом носил имя семьи, жившей в нем на протяжении нескольких столетий) располагался на холме чуть в стороне от города. Это было викторианское здание красного кирпича, внутри которого пряталось более раннее, георгианское, почти поглощенное поздними «улучшениями». К дому вела длинная подъездная аллея, с обеих сторон обрамленная темными кустами, сейчас чрезмерно разросшимися после летних дождей.

На террасе стоял брат Тома, Джайлс. Это был молодой человек двадцати семи лет, весьма привлекательной наружности, одетый в старый, но хороший твидовый костюм.

– А вот и ты, Том. Приехал наконец, – произнес он вместо приветствия.

– Да, моя диссертация дописана.

Нельзя было ожидать от Джайлса, что он оценит важность этой новости, да и сам он не подал виду, что ее оценил, только заметил, что, если бы Том дал знать, когда приезжает, он подогнал бы к станции пикап его встретить.

– Багаж ты, полагаю, там оставил?

– Это все, что у меня есть, – откликнулся Том, указывая на холщовую сумку. – В буше мы путешествуем налегке. Где мама?

– В саду. Через пару минут мы все уходим на цветочную выставку. Полагаю, ты с нами?

– Конечно. Пойду ее поищу.

Если живые изгороди и лужайки казались заброшенными и заросшими, то просторный огород был хорошо ухожен, поскольку миссис Моллоу держала палатку на местном рынке, где продавала выращенное, – совсем как мелкая африканская торговка, подумал Том. Он ожидал застать ее среди грядок фасоли или за работой в парнике. Но когда он к ней подошел, она стояла совершенно неподвижно, глядя куда-то вдаль. Массивная фигура в сером с непропорционально маленькой головой выделялась на фоне зелени, как замечательная скульптура Генри Мура в лондонском парке. Она не выказала никаких чувств при виде сына, только подставила ему для поцелуя каменную щеку. Том был ее любимцем, и она действительно глубоко его любила, потакая капризам и думая теснее привязать этим к себе. Она много трудилась в саду и находила утешение во всем, связанном с землей, даже во вскапывании грядок, так как была крепкой активной женщиной, и рука, которую взял Том, была загрубелой и не слишком чистой.

– А вот и ты, Том, – сказала она. – Так ты приехал на девять десять с Паддингтона?

– Да.

Она помнила этот поезд по былым временам, когда ездила в Лондон, но ей в голову не пришло, что там не кормят. К тому времени Том тоже уже забыл.

– В этом году я выставляю не только овощи, но еще бегонии и гвоздики, – говорила она, когда они вместе возвращались к дому. – А ты что поделывал? Твоя тетя рассказывала, что ты жил с молодой женщиной где-то возле Риджентс-парка, но теперь ее бросил… это так?