Жан-Мари Гюстав Леклезио - Женщина ниоткуда (сборник)

BLE

ond

PI

цифры

3077

nx0t125Ibtac1212

даты

отбросы времени, никому больше не нужные.

И все эти улицы:

Патен

Пастер

Фонтен дю Бют

Рюмкорфф

Валетта

Эрнестина

Антуан Карем

Экуфф

Грибоваль

Бельзюнс

Вальми,

отражающие бессмысленные маршруты, как будто я могла пройти везде по всем этим улицам, переулкам, бульварам хоть один-единственный раз в жизни.

Я держала в руках план из туристического справочника, который купила на набережной у кого-то из букинистов. Вначале – чтобы изображать туристку, делать вид, что осматриваю исторические памятники, хожу в музеи и знаменитые кафе, а потом я забыла, зачем мне этот план, я отмечала места, куда не собиралась идти, и читала их названия вслух.

Я садилась на скамейку там, где было относительно прохладно. Тысячи людей – мужчины, женщины, дети – вышагивали, как я, на ватных ногах, с пустыми глазами. Я разрабатывала сложные маршруты: после улицы Брошан перейти улицу Монахов, свернуть на улицу Лежандр, пройти мимо церкви Святой Марии, дальше до улицы Дюлон, оттуда, через бульвар, на Бернскую улицу, а потом на Константинопольскую и Римскую. Оттуда рукой подать до вокзала Сен-Лазар. Там остановиться, подождать немного и посмотреть, послушать, подумать.

Что-то жгло меня изнутри. Естественно, солнце (как будто я не привыкла к африканскому солнцу). Вечером после целого дня ходьбы – улицы, пыльные парки, эспланады, лестничные пролеты, отдых на каменных скамейках – я чувствовала, как горит лицо, руки и ноги. Словно через кожу внутрь проникала лихорадка. Умываясь в туалетах кафе, я видела в зеркале свое потемневшее лицо и красные глаза. Я постепенно превращалась в страшилище. Женщины от меня отшатывались. Другие смотрели искоса. Однажды я поймала в зеркале взгляд стоявшей рядом девушки, и во мне тут же поднялась ярость. Я схватила ее за плечи с криком: «Что ты хочешь? Говори, что тебе нужно?» Она вырвалась и убежала, выкрикивая оскорбления. У меня кружилась голова. Мне слышался голос Шеназ: «Да она сумасшедшая!» В зале официант протянул мне рюкзак: «Больше сюда не приходите». С меня даже не взяли денег за кофе. Такая история случилась в первый раз, но скоро это почти вошло в привычку. Кафе, перебранка, потом меня выгоняют. Это придавало мне уверенности в себе: если люди боятся, значит они тебя видят. Ты существуешь.

Я постепенно приближалась к улице Фриан, к кабинету дантиста месье Лартеги. Проводила много времени в Ботаническом саду, в оранжерее. Лето кончалось, зарядили дожди. По стеклам оранжереи стекала вода, я чувствовала запах земли, как в Африке. Слушала легкое постукивание капель, вдыхала влажный воздух. От всего этого у меня возникал озноб, как когда-то при высокой температуре, ощущение одновременно приятное и болезненное. Я чуть не плакала и шептала: «Биби, где ты? Почему ты меня бросила?»

Там, в Африке, она однажды чуть не умерла от лихорадки. Мы ехали по дороге вдоль океана из Кот-д’Ивуара, из Гран-Басама. Сверху падали такие же тяжелые капли дождя, волосы у нас слиплись от жары. Машина прыгала на рытвинах, небо было черным. На границе пришлось простоять два часа, бумаги на машину оказались не в порядке, у меня так и не было паспорта, папа вел переговоры и заплатил штраф – целую пачку седи. Когда мы приехали домой, Биби не держалась на ногах и не могла говорить. Всю ночь я просидела около нее. Я хотела молиться, но у меня не получалось, я только повторяла до одурения: «Господи, не дай ей умереть». Утром пришел врач, он делал Биби противомалярийные уколы, но температура держалась еще долго. Врач сказал: есть риск, что у Биби начнутся судороги и что она останется ненормальной. Я все время следила за ней, за каждым ее движением, приносила охлажденные салфетки, заставляла ее пить, подставляла ведро, когда ей нужно было сделать свои дела. Уже позже я подумала, что именно в это время начала отдаляться от Биби. Может быть, я просто-напросто не хотела страдать. И потом, я ведь знала, что она мне не родная сестра, что рано или поздно она меня бросит и перейдет на сторону Баду. Что будет жить своей жизнью. Именно так и произошло.

Хаким поселил меня в своей комнатушке. Он влюбился в меня и хотел, чтобы я стала его подругой. Точнее, он хотел стать моим любовником, так он говорил. Он хотел, чтобы мы начали совместную взрослую жизнь. Сам он сбежал из семьи, от буйного и жестокого отца, в детстве жил то с матерью, то в разных приютах. Он пережил худшее, что только можно вообразить: побеги, сквоты [37], наркотики, он имел дело с бандами хулиганов, живущих наркоторговлей и грабежами. Он был всего на пять лет старше меня, но вел себя как старший брат: «Не делай того, не делай этого, ты способна на большее, чем все эти типы». Я слушалась его, ходила на занятия театрального кружка, на разные встречи. Это он выбрал меня для «Двести второй ночи». Он говорил, что у меня есть актерский талант.

У него было много приятелей, и все считали нас влюбленной парой. Но проходило несколько недель, я снова ощущала внутри пустоту и гнев, собирала рюкзак и, натянув шапку до ушей, уходила из дома. Мне не хватало молчания, то есть шума улицы и чувства локтя, единения с толпой. Я ходила вокруг Бисетр или по улицам недалеко от Жюсье, Ботанического сада или вокзала Аустерлиц, по Сен-Медар, Ортолан, Песталоцци, Патриаршей. Или забиралась в район Данфер-Рошро, Томб-Иссуар, Алезии, Бруссе, Кабанис. Бродила вокруг больницы Святой Анны, по улицам Паскаля, Кордильер, Брока, Крульбарб, Рекюлет, Буссенго и всегда в какой-нибудь день, а скорее утро или вечер оказывалась на пути к улице Фриан. Авеню дю Мэн, улицы Шатийон, Шантен, Кен, Картон… Внутренний двор на Фриан, окруженный безобразными кирпичными домами, где собиралась привычная тусовка – молодые бродяги и старухи-пьяницы, которых постоянно выгоняли сторожа соседнего супермаркета или сварливые консьержки, а те неизменно возвращались, словно что-то забыв на этом самом месте в грязных проходах, уставленных кадками с ракитником и олеандрами. Спокойное осеннее солнце отражалось в стеклах, и где-то среди них находилось окно дантиста Лартеги и его смуглой ассистентки Шеназ Баду.

Я принадлежала к лагерю скитальцев: клошаров, нищих, голодных детей, карманных воришек, потаскух, одиноких стариков, старухи с ногой, перевязанной из-за варикозной язвы, депрессивных юнцов, крепостных, изгнанников, африканцев, сбежавших из своих стран, новообращенных в поисках знахаря-мудреца, гадальщиков на пенсии, кандидатов на самоубийство, пугливых убийц, матерей, лишенных материнских прав, разведенок, подростков, убежавших из дома, стыдливых эксгибиционистов и еще многих других. А у меня нет фамилии, нет возраста и места рождения, меня прибило сюда, как волна прибивает к берегу мусор.