Люси Кларк - Единственный вдох

После лесного пожара мы не бывали на Уотлбуне, пришлось искать новые утесы для прыжков. Папа уже за нами не следил: пытался удержать на плаву бизнес и уверял себя самого, что может бросить пить в любой момент. А мы с Солом при первой возможности норовили выбраться из дома.

Наши прыжки становились все рискованнее, обрывы – все выше. Сол всегда был осторожен: предварительно нырял с маской и ластами, чтобы измерить глубину, посмотреть, нет ли на дне камней, и найти, откуда удобнее выбраться на сушу. А мне нравилось стоять и смотреть вниз с обрыва, пытаясь инстинктивно понять, безопасно ли здесь нырять. Наверное, Сол считал меня смелым… Зря. Я решался на безумные прыжки, не исследуя заранее дно, потому что мне было все равно, что ждет внизу и вернусь ли я вообще. Мне просто хотелось прыгнуть.

Атмосфера выходных чувствуется и в баре у берега: посетители громко и оживленно болтают, все энергичные и загорелые.

Впитать бы в себя эти яркие ощущения… Настроение у Евы мрачное, тягостное. Ее будто тяжелым камнем бросили в стремительную реку – поток голосов и музыки несется вперед, но не проникает внутрь.

– Ева, милая, все нормально? – спрашивает Кейли. Они стоят у столика рядом с другими девушками. – Если хочешь, найдем местечко потише. Или можем пойти домой.

В квартире давят стены, зато здесь, в толкотне бара, Ева чувствует себя чужой. Это Кейли предложила развеяться, и Ева старалась поддержать ее затею изо всех сил. В ресторане она без аппетита ела суши, запивая вином, – лишь бы не волновалась Кейли.

– Все хорошо? – повторяет вопрос подруга. – Только честно.

– Я… просто… – Просто что? Замучена? Сломлена? Ничего не чувствует? – Просто принесу нам еще коктейлей.

Перекрикивая музыку, Ева заказывает два «Лонг-Айленда» и, пока ждет, выпивает стопку обжигающей горло самбуки. Затем вытирает губы тыльной стороной ладони, надеясь, что крепкий напиток избавит ее от ощущения утомленности.

Бессонница не отступает. Каждую ночь один и тот же кошмар, в котором Ева идет по коридору к кухне, где видит счастливых Жанетт и Джексона – так явственно, что просыпается в холодном поту и скомканных простынях, выкрикивая его имя.

Вдруг она осознает, что хочет вернуться в Англию, увидеться с матерью. Хочет отмотать время на два года назад и не сесть в том самолете рядом с голубоглазым загорелым незнакомцем, а пройти дальше. Тогда он не стал бы частью ее жизни.

Но еще хочется, чтобы Джексон был здесь, прямо сейчас. Чтобы можно было почувствовать его крепкие объятия. Чтобы внутри по-прежнему рос их ребенок, и Джексон клал руки на ее округлившийся живот. Чтобы он шептал на ухо: «Я тебя люблю», чтобы говорил: «Ты все не так поняла».

Ей бы следовало его ненавидеть – а не получается, ведь она помнит Джексона, который, подсадив ее на кухонный стол и вручив бокал вина, нашептывал: «Я так ждал тебя». Который в день переезда на новую квартиру попросил Еву вскрыть одну коробку, где она обнаружила бутылку шампанского с надписью «Вот мы и дома».

По тому Джексону она и скучает.

Кто-то трогает ее за плечо, и Ева оборачивается.

– Давай сюда. – Кейли забирает бокалы, хотя Ева даже не помнит, как их взяла.

Она идет за подругой назад к столику.

– Зачем он женился на мне?

– Он любил тебя. – Кейли ставит коктейли, берет ее за руки. – Знаю, сейчас все запуталось, но прошу тебя, милая, не забывай – он действительно любил тебя. Джексон был от тебя без ума.

– Очередная ложь?

– Он любил по-настоящему.

– Я ведь даже не знаю, кто он такой, Кейл, – говорит Ева, убирая руки. – Все оказалось выдумкой. Джексон был женат, он украл прошлое у брата. Я во всем сомневаюсь.

– В смысле?

– Не знаю. – Ева качает головой. – Не могу отпустить его. Ни прощания, ни тела – ничего. Когда он умер, я думала… что это и есть самое ужасное – потерять человека, с которым хочешь провести всю жизнь. Что хуже и быть не может… Но нет, самое ужасное, – говорит она, сжимая кулаки, – что теперь я потеряла не только будущее, но и прошлое.

Ева не помнит, сколько она выпила коктейлей; раз она выходит на танцпол, видимо, немало.

Вместе с Кейли она танцует в центре толпы; стробоскопические огни выхватывают то серебристые туфли, то развязанный галстук, то взгляд из-под накладных ресниц. В душном зале стоит запах пота и пива. Ева крутится на месте: платье развевается, бедра обдает потоком воздуха.

Когда она в первый раз увидела, как танцует Джексон, то от изумления рассмеялась – так он был хорош. Джексон двигался уверенно, словно его тело наполнялось музыкой. Мать всегда говорила: «Если мужчина хорошо танцует, это подозрительно».

А Джексон казался ей подозрительным? Мама вроде бы искренне радовалась, узнав об их помолвке, хотя, возможно, расположенность к Джексону была лишь следствием ее чрезмерной любви к дочери. Неужели кто-то заметил то, чего не уловила Ева?

Басы вибрацией отдают в груди, и Ева поддается ритму. Кейли что-то говорит ей, но Ева отворачивается, растворяясь в толпе.

Алкоголь помогает забыть о плохом, и Ева, окутанная музыкой, танцует легко и свободно.

Кейли наблюдает за подругой: Ева явно перебрала. Каждый раз, отправляясь к стойке за коктейлями, она выпивала стопку чего покрепче.

Двое мужчин оценивающими взглядами следят за Евой, покачивающей бедрами. Господи, она так прекрасна и в то же время так печальна! Будто кто-то погасил свет, горевший у нее внутри.

Когда начинается следующая песня, Кейли протискивается к Еве и кричит на ухо:

– Пора домой!

– Домой? Нет! – Она проскальзывает мимо Кейли к бару.

Надо увести ее отсюда. Взяв Еву под руку, Кейли предлагает:

– Тут рядом есть еще один клуб, может, заглянем туда?

– Ладно, – соглашается Ева, и подруга уводит ее к выходу.

По сравнению с душным и липким воздухом бара на улице очень свежо. Они не спеша идут по тротуару. Доносится чей-то смех: вокруг скамейки собралась компания подростков, у каждого в руке банка пива.

Кейли замечает такси и выходит на дорогу, подняв руку. Когда машина останавливается, она говорит Еве:

– Залезай.

– А как же клуб? – запинаясь, спрашивает Ева.

– Да мы прошли его, там было закрыто.

– Ты врешь! – Ева вырывает руку.

Мимо проезжает машина, и в свете фар Кейли замечает, какой злобой горят глаза подруги.

– Ева, послушай…

– Ненавижу, когда мне врут! Чертово вранье!

– Ладно, ладно! Не было никакого клуба, я просто хотела увезти тебя домой. – Кейли кивает на такси. – Прошу тебя, Ева. Машина ждет.

Ева отшатывается от подруги и, громко стуча каблуками, неуверенно идет в обратном направлении – к бару. Затем останавливается, опускается на колени и начинает копаться в сумочке. Рассыпая мелочь, достает мобильный.