Орхан Памук - Снег

Шпик так обрадовался этому, что, когда они уходили, в благодарность обнял и поцеловал Ка, а щеколду на двери открыл собственными руками.

Ка шел в отель, наслаждаясь красотой пустынных заснеженных улиц, а черный пес – следом за ним. Джавиту он оставил записку для Ипек: «Приходи скорее». Пока он лежал на кровати и ждал ее, он думал о своей матери. Но это долго не продлилось, потому что скоро он задумался об Ипек, которая все не шла. Даже столь недолгое ожидание Ипек доставляло Ка такую острую боль, что он с раскаянием стал думать, как глупо было влюбиться в нее, да и вообще приехать в Карс. Прошло уже много времени, а Ипек все не приходила.

Она пришла спустя тридцать восемь минут после того, как Ка вошел в отель.

– Я ходила к угольщику, – сказала она. – Подумала, что, когда станет можно выходить на улицу, в лавке будет очередь, и без десяти двенадцать ушла через задний двор. А после полудня немного прогулялась по рынку. Если бы знала, то сразу пришла бы.

Ка внезапно так обрадовался тому оживлению и бодрости, которые принесла в комнату Ипек, что сильно боялся омрачить момент, который сейчас переживал. Он смотрел на блестящие длинные волосы и на постоянно двигавшиеся маленькие руки Ипек. (Ее левая рука за короткое время поправила волосы, дотронулась до носа, до пояса, до двери, до красивой длинной шеи, снова до волос и до яшмовых бус, которые она, как заметил Ка, надела недавно.)

– Я ужасно влюблен в тебя и страдаю, – сказал Ка.

– Не бойся. Любовь, которая так быстро разгорелась, так же быстро и погаснет.

Ка охватило беспокойство, и он попытался ее поцеловать. А Ипек, совсем наоборот, спокойно поцеловала Ка. Ка был ошеломлен, потому что чувствовал, как она держит его своими маленькими руками за плечи, и переживал всю сладость поцелуев. На этот раз он понял по тому, как Ипек прижималась к нему всем телом, что и она хотела бы заняться с ним любовью. Ка, благодаря способности быстро переходить от глубокого пессимизма к бурной радости, сейчас был так счастлив, что его глаза, разум, память раскрылись навстречу этому моменту и всему миру.

– Я тоже хочу заняться с тобой любовью, – сказала Ипек. Мгновение она смотрела перед собой. И, сразу подняв свои слегка раскосые глаза, решительно взглянула в глаза Ка. – Но я сказала, не под самым носом у моего отца.

– Когда твой отец выходит?

– Никогда он не выходит, – ответила Ипек. Она открыла дверь, сказала: – Мне надо идти, – и удалилась.

Ка смотрел ей вслед до тех пор, пока она не исчезла из виду, спустившись по лестнице в конце полутемного коридора. Закрыв дверь и сев на кровать, он вытащил из кармана тетрадь и сразу начал писать на чистой странице стихотворение, которое назвал «Сложности и трудности».

Окончив стихотворение, он подумал, сидя на кровати, что впервые с того момента, как приехал в Карс, у него нет в этом городе никакого дела, кроме как распалять Ипек и писать стихи: это вселяло в него и чувство свободы, и ощущение безысходности. Сейчас он знал, что если сможет уговорить Ипек покинуть Карс вместе с ним, то будет счастлив с ней до конца жизни. Он был благодарен снегу, забившему дороги, устроившему так, что время, нужное, чтобы убедить Ипек, совпало с местом, где это удобно сделать.

Он надел пальто и, не замеченный никем, вышел на улицу. Он пошел не в сторону муниципалитета, а налево, вниз от проспекта Истикляль-и Милли. Зайдя в аптеку «Билим» [54], он купил витамин С в таблетках, с проспекта Фаик-бея повернул налево и, глядя в витрины закусочной, прошел немного и повернул на проспект Казым-паши. Агитационные флажки, придававшие вчера проспекту оживление, были сняты, а все лавочки открыты. Из маленького музыкально-канцелярского магазина доносилась громкая музыка. Толпы людей, вышедших на улицу просто для того, чтобы не сидеть дома, бродили туда-сюда по рынку, глядя друг на друга и на витрины и замерзая. Множество людей, которые раньше на микроавтобусах приезжали из районных центров в Карс, чтобы провести здесь несколько дней, дремля в чайной или за бритьем у парикмахера, не смогли добраться до города; Ка понравилось, что парикмахерские и чайные пусты. Игравшие на улице дети развеселили его и заставили позабыть о страхе. Он наблюдал, как мальчишки катаются на санках, играют в снежки, бегают, ссорятся, ругаются и шмыгают носом на маленьких незастроенных участках, на площадях, покрытых снегом, в садиках вокруг школ и государственных учреждений, на спусках, на мостах над рекой Карс. На некоторых были пальто, а на большинстве – школьные пиджаки, кашне и тюбетейки. Ка наблюдал за их веселыми компаниями, с радостью встретившими переворот, потому что в школах отменили занятия, и, как только сильно замерзал, заходил в ближайшую чайную и, пока агент Саффет сидел за столом напротив, пил стакан чая и снова выходил на улицу.

Так как Ка успел привыкнуть к агенту Саффету, он его уже не боялся. Он знал, что если за ним действительно захотят следить, то приставят к нему малозаметного человека. Шпик, который заметен, годился для того, чтобы скрывать шпика, который не должен быть виден. Поэтому, когда Ка внезапно потерял Саффета из виду, он начал волноваться и искать его. Он нашел Саффета, когда тот, запыхавшись, с полиэтиленовым пакетом в руке искал его на проспекте Фаик-бея – на том углу, где вчера ночью стоял танк.

– Очень дешевые апельсины, я не выдержал, – сказал агент. Он поблагодарил Ка за то, что тот его подождал, и добавил: то, что Ка не убежал и не исчез, доказывает его добрые намерения. – Теперь, если вы скажете, куда идете, мы не будем напрасно утомлять друг друга.

Ка не знал, куда пойдет. Когда позднее они сидели в другой пустой чайной с заледеневшими окнами, он, выпив две рюмки ракы, понял, что хочет пойти к шейху Саадеттину. Снова увидеть Ипек сейчас было невозможно, его душа сжималась от мыслей о ней и от боязни испытать любовные страдания. Ему хотелось рассказать глубокочтимому шейху о своей любви к Аллаху и повести изящную беседу о Боге и смысле мира. Но ему пришло в голову, что сотрудники Управления безопасности, оборудовавшие обитель подслушивающими устройствами, будут слушать его и смеяться.

И все же, когда Ка проходил мимо скромного дома шейха на улице Байтархане, он на мгновение остановился. И посмотрел наверх, в окна.

Через какое-то время он увидел, что дверь в областную библиотеку Карса открыта. Он вошел и поднялся по грязной лестнице. На доске объявлений, висевшей на лестничной площадке, были аккуратно прикреплены все семь местных газет Карса. Поскольку, как и «Серхат шехир», другие газеты тоже вышли вчера после обеда, они писали не о перевороте, а о том, что представление в Национальном театре прошло успешно, и о том, что ожидается продолжение снегопада.