Орхан Памук - Снег

– Все это ты сделай так, как тебе хочется, – сказал Сунай. – Я предоставляю тебе широкие полномочия и военную машину. Ты можешь заключить сделку и выдвинуть любые условия, какие тебе захочется, от моего имени.

Наступило молчание. Сунай заметил, что Ка задумался.

– Я не хочу вмешиваться в это дело, – сказал Ка.

– Почему?

– Возможно, потому, что я трус. Я сейчас очень счастлив. Я не хочу становиться мишенью для сторонников шариата. Скажут, что этот атеист устроил так, чтобы Кадифе открыла голову и чтобы студенты на это смотрели, и даже если я сбегу в Германию, однажды вечером они застрелят меня на улице.

– Сначала убьют меня, – с гордостью сказал Сунай. – Но мне понравилось и то, что ты назвал себя трусом. И я тоже из трусов, поверь мне. В этой стране выживают только трусы. Но, как и все трусы, любой человек все время представляет себе, что однажды совершит что-нибудь героическое, не так ли?

– Я сейчас очень счастлив. Я вовсе не хочу быть героем. Мечта о героизме – утешение несчастливых людей. Вообще-то, такие, как мы, либо убивают кого-нибудь, считая, что совершили героизм, либо убивают себя.

– Хорошо, но разве ты в глубине сознания не понимаешь, что это счастье долго не продлится? – упрямо спросил Сунай.

– Зачем мы пугаем нашего гостя? – спросила Фунда Эсер.

– Никакое счастье долго не длится, я знаю это, – сказал Ка осторожно. – Но я не собираюсь давать повод убить себя, совершая героический поступок из-за этой преждевременной вероятности стать несчастливым.

– Если ты не станешь в этом участвовать, то тебя убьют не в Германии, а здесь! Ты видел сегодняшнюю газету?

– Там пишут, что я сегодня умру? – спросил Ка, улыбаясь.

Сунай показал Ка последний номер газеты «Серхат шехир», который он видел вчера вечером.

– «Безбожник в Карсе!» – с театральной интонацией прочитала Фунда Эсер.

– Это вчерашнее первое издание, – сказал Ка уверенно. – Потом Сердар-бей решил сделать новый выпуск и исправить положение.

– Он не выполнил своего решения и утром распространил первое издание, – сказал Сунай. – Никогда нельзя доверять словам журналистов. Но мы тебя защитим. Сторонники шариата, которым не хватает сил, чтобы справиться с военными, первым делом захотят убить атеиста, прислужника Запада.

– Это ты велел Сердар-бею написать эту статью? – спросил Ка.

Сунай бросил на него полный обиды взгляд, подняв брови и поджав губы, словно честный человек, которого оскорбили, а Ка заметил, что он очень счастлив оттого, что находится в положении сметливого политика, занимающегося мелкими интригами.

– Если ты дашь слово охранять меня до конца, то я буду посредником, – сказал Ка.

Сунай пообещал и, обняв, поздравил Ка с тем, что он вступил в ряды якобинцев, сказал, что два телохранителя никогда не будут отходить от Ка.

– Если понадобится, они тебя и от самого себя защитят! – горячо добавил он.

Они сели, чтобы поговорить о деталях посредничества и о том, что нужно сделать, чтобы убедить Кадифе, а также выпили ароматный утренний чай. Фунда Эсер была так рада, словно к театральной труппе примкнул знаменитый блестящий актер. Сунай немного поговорил о силе «Испанской трагедии», но Ка совершенно об этом не думал, он смотрел на удивительный белый свет, лившийся с улицы сквозь высокое окно швейного ателье.

Уходя из ателье, Ка увидел, что к нему приставили двух огромных вооруженных солдат, и испытал разочарование. Ему хотелось, чтобы по меньшей мере один из них был офицером либо шикарно одетым полицейским в штатском. Он видел однажды известного писателя, который выступил на телевидении, сказав, что турецкий народ – дурак и что он сам вовсе не верит в ислам, а рядом с ним были шикарно одетые и подготовленные телохранители, которых в последние годы его жизни предоставили ему власти. Они не только несли его сумку, но и торжественно открывали дверь перед ним, что, как верил Ка, известный писатель-оппозиционер заслужил, а также держали его под руку на лестнице и ограждали его от слишком любопытных почитателей и врагов.

А солдаты, которые сидели рядом с Ка в военной машине, вели себя так, как будто они его не охраняют, а задержали.

Как только Ка вошел в отель, он вновь ощутил счастье, охватившее всю его душу, и, хотя ему захотелось немедленно увидеть Ипек, ему сначала нужно было найти какой-то способ поговорить с Кадифе наедине, поскольку скрывать что-то от Ипек означало пусть и небольшое, но предательство их любви. Однако, встретив Ипек в холле, он забыл о своих намерениях.

– Ты красивее, чем я тебя помню! – сказал он, с восхищением глядя на Ипек. – Меня позвал Сунай, хочет, чтобы я был посредником.

– В чем?

– Вчера вечером был пойман Ладживерт! – сказал Ка. – Почему ты отворачиваешься? Нам ничего не грозит. Да, Кадифе расстроится. Но что касается меня, это меня успокоило. – Он быстро рассказал ей о том, что слышал от Суная, и объяснил, что ночью они слышали взрыв и звуки выстрелов. – Ты ушла утром, не разбудив меня. Не бойся, я разберусь с этим, никто не пострадает. Мы поедем во Франкфурт и будем счастливы. Ты поговорила с отцом?

Он сказал ей, что будет заключена сделка, для чего Сунай отправит его самого к Ладживерту, но сначала он должен поговорить с Кадифе. Чрезмерное беспокойство, которое он видел в глазах Ипек, означало, что она волнуется из-за него, и это ему понравилось.

– Через какое-то время я пришлю Кадифе в твой номер, – сказала Ипек и ушла.

Поднявшись к себе, он увидел, что постель застлали. Вещи, среди которых он вчера провел самую счастливую ночь в своей жизни, бледная лампа на столике, выцветшие занавески сейчас были в совершенно ином снежном свете и безмолвии, но он все еще мог вдыхать запах, оставшийся в комнате после ночи любви. Он бросился на кровать и, глядя в потолок, попытался понять, какие беды могут его постигнуть, если он не сможет убедить Кадифе и Ладживерта.

Как только вошла Кадифе, она сказала:

– Расскажи, что ты знаешь об аресте Ладживерта. Его мучили?

– Если бы его мучили, то меня бы к нему не отвели, – сказал Ка. – Скоро отведут. Его поймали после собрания в отеле, а больше я ничего не знаю.

Кадифе посмотрела из окна на улицу, на заснеженный проспект.

– Сейчас ты счастлив, а я несчастна, – сказала она. – Как все изменилось после нашей встречи в кладовой!

Ка вдруг вспомнил, как вчера после полудня они встречались в 217-м номере отеля и как перед выходом из комнаты Кадифе вытащила пистолет и обыскала его, – вспомнил так, словно это был очень давний и сладкий миг, связывавший их друг с другом.

– Это не все, Кадифе, – сказал Ка. – Люди из окружения Суная убедили его в том, что Ладживерт замешан в убийстве директора педагогического института. В Карс даже прислали дело, в котором есть доказательства, что именно он убил в Измире телеведущего.