Элизабет Мэсси - Версаль. Мечта короля

– Это не просто война.

– Твой брат говорит одно, а делает другое. Не смотри на меня так. Но если ты все-таки отправишься на войну, я, естественно, останусь здесь и буду следить, чтобы за тобой сохранилось твое место при дворе.

– Вот оно что! – невесело усмехнулся Филипп. – Мое место.

Они вышли в переднюю, где мужа дожидалась Генриетта. На ней было кружевное платье.

– Замечательно выглядишь, – сказала она мужу.

– Я ему это уже говорил, – встрял Шевалье.

– Ничего ты не говорил, – надул губы Филипп.

– Дорогой супруг, есть какие-нибудь новости? – спросила Генриетта.

Филипп направился к двери.

– Пока нет, – обернувшись, ответил он и ушел, оставив Генриетту наедине с Шевалье.

– Возможно, вместо Филиппа король отправит на войну вас, – сказала Генриетта.

– Я посчитал бы за честь служить его величеству на поле брани, – пожав плечами, ответил Шевалье.

– Вы всерьез думаете, что мой муж не видит вас насквозь?

– Видит, моя дорогая. И ему нравится то, что он видит. В этом разница между вами и мною.

– Эти разногласия – единственное, что нас объединяет.

– Во всяком случае, когда ваш муж отправится на войну, я буду знать, где вас найти.

– Если вы вздумаете явиться в мои покои, я не открою вам дверь.

– Я бы и не стал искать вас здесь, как не стал бы искать короля в покоях ее величества, – улыбнулся Шевалье.

Генриетта была ниже ростом, но сейчас она дерзко запрокинула голову, стараясь глядеть на Шевалье сверху вниз.

– Вы на многое намекаете, но слишком скупы на слова, – сказала она.

Шевалье приблизился к ней. Его шепот напоминал змеиное шипение:

– Я знаю, что вы обожаете купаться, а потому домик на пруду – одно из мест, где я бы мог вас найти. Любители природы, как я слышал, обожают это местечко.

Он потянулся, чтобы погладить ее по волосам, но Генриетта хлопнула его по руке.

– Я вас предупредила!

– Дорогая, меня постоянно предупреждают, – мрачно улыбнулся Шевалье.

Королева в траурном одеянии стояла у окна, комкая в руке влажный платок. Слезы и сейчас лились из ее глаз. Удивительно, как за столько дней она не выплакала их все. Однако источник слез внутри ее был обильнее, чем она думала. Рядом в почтительном молчании сидели фрейлины, занятые шитьем, вышиванием и чтением.

Дверь стремительно распахнулась. В сопровождении Бонтана вошел король.

Королева подняла красные от слез глаза и сделала реверанс.

– Как поживает моя королева?

– Благодарю вас. Мне намного лучше, – хриплым, напряженным голосом ответила Мария Терезия.

– Переоденьтесь. Время траура прошло. Вам пора вернуться к исполнению своих официальных обязанностей.

– Да, ваше величество.

Людовик подошел к окну и взглянул на дорогу, что тянулась за садами.

– Сегодня наш двор принимает важных гостей. Одного из них вы вначале примете у себя. Постарайтесь встретить наших гостей со свойственными вам теплотой и изяществом.

Мария Терезия заморгала:

– Позвольте узнать, кто этот человек? Я спрашиваю, чтобы получше подготовиться. Может, к нам пожаловали испанцы?

Людовик сурово посмотрел на жену.

– Я вам обещаю, – торопливо пробормотала королева.

– Я рассчитываю на вас.

Не дав ей больше вымолвить ни слова, не уделив даже нескольких минут (не говоря уже о проявлении нежности), король ушел.

Монкур рукавом отер с лица сопли и капли дождя, набрался решимости и постучал в ворота большого угрюмого Кассельского замка. Дождь, не желавший прекращаться, превратил день в сумерки. Деревья и трава на лужайках посерели и стали похожи на золу в очаге. Открывать не торопились. Монкур постучал снова, громче и отчаяннее. Его спина совсем промокла. Наконец дверь открылась.

Монкур попросил его впустить.

Еще через час Монкура, переодетого в чистую рубашку и штаны, усадили на скамеечку перед жарко пылающим очагом. Слуга острым лезвием сбривал щетину с его щек и подбородка. Чуть поодаль, куда не достигал свет очага, стояли двое мускулистых разбойников, которых звали Мишель и Тома. Если бы они не моргали, их можно было бы посчитать статуями. Слышался лишь треск поленьев в очаге и поскрипывание бритвы в руках слуги. Снаружи к ним примешивалась тяжелая барабанная дробь дождя.

В круг света вошел хозяин замка – герцог Кассельский. Этот мужчина средних лет славился своей силой, решительностью и острым умом. Монкур пытался угадать его настроение, однако глаза герцога, глядевшие из-под тяжелых век, были непроницаемыми.

– И чего вы от меня хотите, Монкур? – наконец спросил герцог Кассельский.

Слуга в последний раз взмахнул бритвой, вытер Монкуру лицо и отошел.

– В проливной дождь человек ищет самое раскидистое дерево, чтобы укрыться под его ветвями. В северной части Франции нет никого сильнее, могущественнее и решительнее вас. Вы, сударь, подобны кряжистому дубу. Спасаясь от рукотворной непогоды, устроенной королем и его двором, я поспешил сюда в поисках защиты. Я готов стать вашим слугой.

– Слугой, – повторил герцог Кассельский и щелкнул пальцами.

Монкур встал.

Из сумрака выступили еще несколько дворян, которые встали рядом с герцогом. Одни смотрели на Монкура с жалостью, другие – со страхом, а иные – с нескрываемым отвращением.

– Полюбуйтесь на новый закон вашего короля, – сказал герцог Кассельский. – Истинного аристократа лишают титула и прилюдно унижают. Втаптывают в грязь репутацию человека, чей род является одним из краеугольных камней в фундаменте нашей страны. Не так давно мы все знали, кто есть кто, а теперь… теперь мы должны доказывать наше происхождение. Нас уподобляют нищим, вынужденным петь на улицах, дабы заработать себе ужин!

Аристократы одобрительно зашептались.

– Все эти, с позволения сказать, новшества глубоко ранят мне душу, – продолжал герцог Кассельский. – Как вы знаете, я всегда с почтением относился к королю. Однако нынче Людовик заявляет: «Франция – это я». Нет, ваше величество. Франция – это мы. Положение, в каком очутился наш друг Монкур, есть не что иное, как королевское послание каждому из нас. И очень скоро король получит ответ.

Слуга принес одеколон и побрызгал на Монкура, пытаясь приглушить зловоние давно не мытого тела. Второй слуга расчесал ему спутанные волосы.

– Король устроил себе площадку для игр, – сказал герцог Кассельский. – Он буквально одержим Версалем, забывая все и вся. Если мы сумеем уничтожить эту королевскую забаву, король очнется и освободится от своего наваждения. Тогда Версаль вернется к прежнему запустению, король возвратится в Париж, а мы вновь почувствуем себя хозяевами своей жизни и своих земель.

Мишель положил мушкет на стол возле камина.

Монкур поглядел на оружие, затем на своего нового господина: