Лиана Мориарти - Три желания

Потом молодой человек оказался Дэном, еще потом Дэн оказался ее мужем, а еще потом ее муж оказался изменником.

Кэт допила свое пиво и потянулась за следующей кружкой.

Джемме и Лин Дэн очень понравился сразу после того, как Танцовщица пришла второй и они, обернувшись, чтобы потребовать свое шампанское, увидели, что он получает поцелуй, которого вовсе не заслуживал. Он умудрился вытащить кошелек из заднего кармана джинсов и передать его Лин, не отрывая своих губ от Кэт. Так классно! Так сексуально! Так ловко!

Разве можно было признаться теперь в том, что так любимый всеми Дэн на самом деле не заслуживал всеобщей любви?

Да ни за что в жизни!

Она со стуком поставила кружку на стол, взяла третью и увидела, как к ее столику приближаются сестры.

Джемма была одета как обычно, то есть как странно красивая бомжиха. На ней было вылинявшее платье в цветочек и чудной кардиган, весь в дырках, который к тому же не сочетался по цвету с платьем и был ей слишком велик. Ее сияющие рыже-золотые волосы были растрепаны, перепутаны и болтались значительно ниже плеч. Кончики их посеклись. Кэт заметила, как молодой человек у двери обернулся и посмотрел ей вслед. Джемму не замечали многие мужчины, но если уж замечали, то больше уже не упускали из виду. Всем им немедленно хотелось отбросить с ее лица волосы, закатать повыше рукава ее кардигана и предупредить, чтобы она застегнула сумку на «молнию», пока еще цел кошелек.

Лин, казалось, пришла прямиком с аэробики, которую вела в спортивном центре. Прямые светлые волосы были собраны в пучок на макушке. Розовые щеки пылали здоровьем. Она была одета в джинсы и белую майку, тщательно отглаженную. Простая крепкая девушка спортивного вида. Кэт полагала, что носик у нее слишком уж остренький, но он нисколько не умалял ее привлекательности (или все-таки умалял?). Когда Кэт заметила Лин, она увидела себя словно бы в трех измерениях. Трех очень живых, очень похожих на Лин измерениях.

Кэт почувствовала знакомые удовольствие и гордость, которые охватывали ее всякий раз, когда она с сестрами оказывалась на публике. «Смотрите на них! – хотелось сказать ей. – Смотрите на моих сестер! Разве они не великолепны? Разве от них не сойдешь с ума?»

Сестры заметили Кэт и, не поздоровавшись, расположились на двух занятых ею табуретах.

Это был один из их ритуалов – никогда не здороваться и делать вид, что они незнакомы. Люди находили это странным, а они – прикольным.

– Я сейчас хожу обедать в это новое кафе, – сказала Джемма. – Что бы я ни заказала, любой мой заказ – любой! – как будто шокирует женщину за прилавком. Говорю, например: «Фруктовый салат», а она делает такие круглые глаза и повторяет: «Фруктовый салат?» Так смешно!

– Я думала, ты терпеть не можешь фруктовый салат, – заметила Лин.

– Да. Это я так, для примера, – отозвалась Джемма.

– А чего бы тогда не привести в пример то, что ты на самом деле заказывала?

Кэт посмотрела на сестер и почувствовала, что ноги у нее стали ватными. Она испытала огромное облегчение.

Проведя пальцем по краю пустой пивной кружки, она начала:

– Я должна вам кое-что рассказать.

Знаете, всякий раз, когда я вижу капустный лист, то вспоминаю о грудном молоке.

Интересно, его все еще делают? Я имею в виду этот трюк с капустным листом. Сейчас расскажу, когда в первый раз его увидела. Лет тридцать тому назад или даже больше, когда я только начала работать помощницей медсестры, вся больница стояла на ушах, потому что молодая девушка родила тройню. Все приходили смотреть на тройняшек. Даже корреспонденты из местной газеты!

Я перестелила койки в отделении для молодых мам, когда в палату вкатили этих самых тройняшек, чтобы положить их в кроватки. Всем руководила медсестра Малвейни – такую жесткую женщину вы вряд ли встречали. Я вытаращила глаза, когда медсестры расстегнули лифчик молодой мамы и вытащили из него мокрые капустные листья! Когда только начинаешь кормить, груди, бывает, болят и опухают, и почему-то именно сырой капустный лист приносит облегчение.

А этой бедной молодой матери было очень больно. Прямо очень! Лицо у нее было изнуренное, бледное как полотно. Ее тройня мирно спала, но тогда все были просто помешаны на строгом расписании. Хоть застрелись, а корми каждые четыре часа. Первая малышка никак не желала просыпаться. Как только ее ни будили – раздевали, тормошили, в конце концов сестра Малвейни принялась брызгать ей в лицо водой. От этого-то она и проснулась. Но как только она заплакала, проснулись и две другие. И как же все трое заголосили!

Двух взяли на руки и показали матери, как правильно прикладывать их к груди. Но у нее все не получалось пристроить их. Сестра Малвейни рычала свои указания, а молодая мать очень старалась их выполнять. К тому времени девочки уже просто вопили. Поднялся такой шум и гам! Все отделение сбежалось посмотреть.

Наконец врачи и сестры сдались и принесли молокоотсос, чтобы у нее пошло молоко. Тогда это были ужасно неуклюжие агрегаты. Понятно, что бедная женщина была вне себя – дети визжат, сестра Малвейни сердито бухтит, все на нее пялятся. Неожиданно для всех молодая мать разразилась слезами. Очень опытная сестра, под началом которой я работала, сказала: «Это всегда так, на третий день все плачут». И я, помню, подумала: «А как же тут не заплакать?»

– Сдохни, сволочь! – с этими словами Лин опустилась на корточки в кухне и, как пистолет, направила на таракана распылитель баллончика.

– Следите за своим языком, юная барышня!

Лин подняла голову и увидела свою падчерицу Кару. Та в притворном ужасе втянула щеки, изображая сердитую родительницу.

– Я думала, ты ушла. – Лин почувствовала неловкость оттого, что девочка застала ее за таким гангстерским делом.

Обычно она не бросалась словами вроде «сволочь». Честно говоря, ругалась она только на тараканов или сестер.

– Убегает! – заметила Кара.

Лин взглянула на пол и увидела, как таракан устремился по плиткам к микроскопической трещине под раковиной. Несомненно, теперь он будет жить долго, счастливо и произведет на свет тысячи чудесных коричневых маленьких тараканчиков.

Лин встала и посмотрела на часы. Было ровно девять.

– Не опаздываешь?

Кара преувеличенно тяжело вздохнула, показывая, что еще одного дебильного вопроса она не выдержит.

– Так не опаздываешь? – повторила Лин, не зная, как выйти из положения.

– Лин, Лин, Лин… – печально покачала головой Кара. – И что мне с тобой делать?

Каре было шесть лет, когда Лин увидела ее впервые. Тогда это была образцово-показательная маленькая девочка с заколками-бабочками в курчавых черных волосах и с тонкими ручками, на которых позвякивали блестящие розовые браслетики. Самым ценным ее достоянием был необыкновенного размера пенал, который она называла сумочкой для рукоделия; в нем лежали блестки, клей и короткие пластиковые ножницы. Лин получила привилегию пользоваться сумочкой для рукоделия, и они проводили целые воскресенья за изготовлением всяких штучек из картона и цветной бумаги. Когда у Кары все-таки появились другие интересы, Лин упорно держалась за старое, предлагая идеи для все новых проектов. Сдалась она в тот решающий и постыдный день, когда Кара торжественно вручила ей сумочку для рукоделия и произнесла: «Можешь теперь делать с ней что хочешь».