Лиана Мориарти - Три желания

– Может, это у тебя послеродовая депрессия? – предположил Чарли, когда Джемма и Сэл хлюпали у него на груди.

– Это у меня послемоя депрессия.

Наутро Чарли позвонил Максин, и она появилась незамедлительно, как кавалерийский полк.

– Три! – воскликнула Джемма, глядя, как она укачивает ребенка. – У тебя было три таких Сэла, три сразу! И это в двадцать лет!

– Это был кошмар эпических масштабов, – величаво произнесла Максин. – Самое тяжелое время в моей жизни.

– Представляю себе! – вздохнула Джемма. – Боже мой…

– Твоя сестра сказала то же самое, когда Мэдди было несколько месяцев. Теперь вот жду, когда Кэт сделает такое же открытие. Тогда и буду совсем довольна. – (Головка Сэла сонно моталась на сгибе локтя Максин.) – Все время какая-нибудь из вас плакала. – Она провела пальцем по ресничкам Сэла. – Все время… Я, помню, просто дождаться не могла, когда вы все трое замолчите.

Джемма наконец перестала терзаться и понесла тяжелую сумку к двери.

– Выезжаем через двадцать минут, если хотим прибыть вовремя, – сказал Чарли из спальни, где он одевал Сэла. – Слышала? Через двадцать минут!

Он говорил слегка раздраженно.

Смешно, но Джемме даже нравилось, когда он на нее сердился. Он не становился другим человеком. Он не пугал ее. Он не делал так, что ей было стыдно.

Просто время от времени он впадал в плохое настроение. Как все нормальные люди.

Иногда она заранее чувствовала, как ее до костей пробирает ледяной ветерок, но теперь у нее было средство от этого. Она сразу вспоминала вечер, когда на свет появился Сэл, она лежала в больнице и слушала в мобильном телефоне голос Чарли – он объяснял ей, как работает электрическая лампочка: «Там такая тоненькая проволочка, она сопротивляется потоку электричества. Вот почему нить светится… Все на земле течет, понимаешь… Слушай, Джемма, а ты ведь не собираешься менять проводку или что-нибудь в этом роде?»

Его слова вспоминались как строки прекрасного стихотворения: «…Она сопротивляется потоку электричества… Вот почему нить светится…»

Джемма заглянула за дверь. Сэл фыркал от удовольствия и, точно мельница, молотил ножками, а Чарли делал безуспешные попытки успокоить сына и одеть его.

– Я тебя люблю.

Чарли сердито отозвался:

– Да уж я думаю.

Фрэнк с Максин женились во второй раз в маленькой белой беседке на зеленой лужайке напротив Балморал-Бич. Семейства, выехавшие на пикник, и влюбленные парочки сквозь темные очки с интересом наблюдали за происходящим.

Мэдди держала букет невесты и была в таком восторге от собственной миловидности, что умудрилась всю церемонию вести себя хорошо, и только качала шелковой юбкой своего платьица. Кара привела с собой высокого, тощего мальчика, который необыкновенно походил на ее отца, но у всех хватило ума не произносить этого вслух. Бабушка была в ярко-розовом и долго рассказывала о своем чудесном новом соседе по имени Джордж. Его жена Пэм была очень сильно больна. Бабуля надеялась, что милая Пэм не будет слишком долго мучиться.

Перед началом праздничного обеда приглашенный Лин фотограф сделал потрясающие фотографии всей семьи на фоне заходящего солнца.

Но самый лучший снимок, который понравился всем без исключения и который потом поместили в рамку, фотограф сделал тогда, когда никто этого даже не заметил.

На нем все они идут к ресторану. Бабушка приостановилась, показывая прием гимнастики тай-чи, которой она начала обучаться: она чуть согнула ноги в коленях и, округлив руки, подняла их в воздух. Кэт, Джемма и Лин тоже делают движения из тай-чи, только собственные, неотработанные, несбалансированные, и Джемма валится прямо на сестер. За ними идут Чарли и Майкл и от души смеются, закинув головы. Мэдди приостановилась и с восторгом рассматривает свои новые туфельки. Кара и ее новый приятель тоже разглядывают свою обувь и втихаря держатся за руки.

Фрэнк с Максин тоже держатся за руки. Фрэнк чуть наклонился вперед и смотрит на часы. Максин обернулась назад и смотрит на дочерей, подставив козырьком свободную руку. Она улыбается.

Но подождите, это еще не все!

Послушайте! Где-то через полгода, в субботу днем, иду я себе спокойно и встречаю Черил из моей школы. Она вся такая крутая, с ног до головы одетая в «Мосман», ну мы и отправились на Балморал-Бич попить кофейку. И вот там мы увидели, как та свадьба возвращается с фотосессии. Женились двое пенсионеров, и это уже само по себе было прикольно.

И вдруг одна девушка из их компании зовет меня: «Оливия!» Оказалось, это они! Те три чокнутые сестрицы из нашего ресторана! Я прямо… я просто… ну, не могла поверить!

Как все-таки здорово, что они вспомнили, как меня зовут!

Ну вот, все трое подошли ко мне перекинуться парой слов, и оказалось, что это женятся их родители, и женятся во второй раз! Похоже, у них вся семейка слегка повернутая.

Та, которая тогда была беременна, сейчас снова тощая как щепка, и я замерла в страхе: а вдруг ребенок умер от удара вилкой? Мне не хотелось об этом спрашивать. Но она сама рассказала, что у нее родился мальчик, что с ним все хорошо, и показала мне фотографии. Так что я вздохнула спокойно. Я, знаете, терпеть не могу подыскивать слова утешения в трагедиях и всяких подобных случаях.

Та, которая тогда воткнула вилку, выглядела теперь как-то по-другому. Не знаю почему – может, подстриглась.

Они спросили меня, знаком ли мне фотограф, и я сказала: «Ой, он ведь тогда сидел за соседним столиком, правильно?» И они сказали – да, правильно. А потом та, что кинула вилку, подходит ко мне и спрашивает: как по-твоему, он хорошенький? Когда она это сказала, две другие сестры прямо с катушек слетели! Как затрещат: «Он ей нравится, он ей нравится!» Знаете, хотя им уже за тридцать, они ведут себя как нормальные молодые девчонки. Черил все не могла поверить, когда я сказала ей, сколько им лет! Я обязательно буду такой же, когда постарею.

А потом та, что бросила вилку, подмигивает мне и говорит: «Я, пожалуй, приглашу его на свидание. Как думаешь?» И я ответила: думаю, что это будет правильно. Ее сестры, наверное, чуть не получили сердечный приступ – так они разволновались.

И она пошла приглашать фотографа на свидание.

По выражению его лица могу с уверенностью сказать: он точно не был против.