Эдвард Резерфорд - Нью-Йорк

– Правда, красивый вид, Фрэнк?

Но угадать мысли мальчика было трудно. В Вест-Пойнте, когда они любовались великолепием простершейся на север долины Гудзона, Уэстон, у которого от романтики этого зрелища всегда захватывало дух, вновь обратил его внимание на красоты.

– Очень здорово, па, – ответил Фрэнк, но отец заподозрил, что он попросту подыграл.

Пустившись в долгий путь на запад мимо озер и гор, взирая на красочные панорамы и сказочные закаты, Уэстон деликатно показывал Фрэнку то одно, то другое – пусть парень проникнется.

Он собирался показать сыну не только просторы и богатства материка, но и духовные особенности Америки – великолепие бескрайних земель, грандиозность свободы, природное изобилие и справедливые притязания на величие. Старый Свет был не менее живописным, но далеко не столь грандиозным. Здесь, в долине Гудзона, воплотилась она, природа, распространявшая свое царство на равнины, пустыни и горделивые горы Запада – непопранная, покоящаяся в руце Господней. Америка, какой видели страну ее подлинные сыны на протяжении бессчетных веков, пока не явились его собственные предки. Он хотел поделиться с сыном и увидеть, как овладеет его сердцем это великое чудо.

Вот почему он привел его нынче сюда. Если уж это головокружительное зрелище не проймет мальчонку, то непонятно, что и делать.

– Озеро Онтарио расположено выше, чем Эри, – негромко сказал он Фрэнку, когда они достигли конца тропы. – Вода течет между ними по каналу и доходит до места, с которого она падает вниз. Сам увидишь.

Фрэнк наслаждался сборами. Дома он с интересом изучал пункт назначения на карте. Фрэнк любил карты. В отцовской библиотеке был вставлен в рамку большой план застройки города Нью-Йорка. На нем изображалась безупречная сеть длинных улиц. Со времен британского правления город уже вышел за старые границы на несколько миль, но, судя по плану, ему предстояло разрастись до Гарлема. Фрэнку нравилась простая и четкая геометрия плана, а также то, что речь шла о будущем, а не о прошлом.

Вчерашний осмотр канала ему тоже пришелся по душе. В народе тот в шутку звался Большой канавой. Но шутить оказалось не над чем, потому что канал действительно поражал. Фрэнк знал о нем все. Его могучее русло было распахано на сто шестьдесят миль к западу до долины реки Мохок, а дальше тянулось еще двести миль до канала возле Буффало. На этом протяженном пути канал пришлось поднять на шестьсот футов с помощью пятидесяти шлюзов с двенадцатифутовыми стоками. Рабочие-ирландцы выкопали ров; стены выстроили специально приглашенные немецкие каменщики.

Вчера ему доверили управление массивными воротами шлюза, а инженер рассказал, сколько и с какой скоростью сместится галлонов воды; Фрэнк замерил время секундомером и был совершенно счастлив.

Завтра же предстояло официальное открытие. Губернатор Девитт Клинтон намеревался приветствовать их на борту баржи, которая пройдет все пятьдесят шлюзов и по Гудзону достигнет Нью-Йорка. Губернатор приходился племянником старому губернатору-патриоту Клинтону, который пребывал у власти во время Войны за независимость. Девитт Клинтон брал с собой две большие бадьи с водой из озера Эри, чтобы вылить ее в Нью-Йоркскую бухту.

Тропа осталась позади, и Фрэнк с отцом вышли из леса. Фрэнк моргнул от яркого солнечного света и рева воды. На широком уступе толпились люди; кое-кто вскарабкался повыше для еще более головокружительного обзора. Фрэнк заметил группу индейцев, сидевших ярдах в двадцати справа.

– Вот он, Фрэнк, – изрек отец, – Ниагарский водопад.

Они молча смотрели на падающую с большой высоты воду. Фрэнк в жизни не видел ничего столь большого, как грандиозный изгиб огромной водной завесы. Поток низвергался в реку, вздымая гигантские облака водяной пыли.

– Потрясающе! – тихо сказал отец. – Это рука Господня, Фрэнк. Глас Бога.

Фрэнку хотелось что-нибудь сказать, но он не знал что. Немного выждав, он спросил, вдруг осененный мыслью:

– А сколько галлонов падает за минуту?

Отец ответил не сразу.

– Не знаю, сынок, – наконец сказал он. В его голосе прозвучало разочарование. Фрэнк опустил голову. Затем ощутил на плече отцовскую руку. – Ты только прислушайся, Фрэнк.

Фрэнк прислушался. Но вскоре он заметил девочку-индианку. Она была примерно его лет и глазела на них. Может быть, на него. Он не был уверен.

Фрэнк не особо интересовался девчонками, но в этой индианке было что-то, из-за чего он взглянул на нее опять. Она была невысока, но ладно сложена. Пожалуй, хорошенькая. И все смотрела в его сторону, словно чем-то заинтересованная.

– Пап! – позвал Фрэнк. – Вон та индианка на нас глазеет.

Отец пожал плечами:

– Можем спуститься к реке и посмотреть на водопад снизу. Там есть тропинка. Займет время, конечно, но, говорят, игра стоит свеч.

– Ладно, – не стал возражать Фрэнк.

Затем он увидел, что девочка-индианка идет к ним. Она двигалась так легко, будто плыла над землей. Отец тоже заметил ее и остановился взглянуть.

Фрэнк кое-что знал об индейцах. Когда началась война 1812 года, великий вождь Текумсе убедил многих из них сражаться на стороне британцев. Здесь, в краю могауков, к нему присоединилось немало местных индейцев, что было крупной ошибкой. Текумсе был убит, и они потерпели сокрушительное поражение. Но здесь еще осталось много могауков, и Фрэнк предположил, что она из них.

Стоявшие на уступе люди с улыбкой смотрели на девочку-индианку. Никто не возражал против ее появления. Она была милым созданием.

Фрэнк думал, что она смотрела на него, но вот она приблизилась, и он с некоторой досадой понял, что ее взгляд был прикован не к нему, а к отцу. Она подошла и указала на его талию.

– Ей интересен мой вампумный пояс, – сказал отец.

Девочке хотелось потрогать. Уэстон кивнул: дескать, можно. Она прикоснулась к вампуму. Затем двинулась вокруг Уэстона, который услужливо приподнял куртку, чтобы пояс был виден целиком. Закончив осмотр, она остановилась перед ним и заглянула в лицо.

На ней были мокасины, но Фрэнк разглядел изящные маленькие ступни. Еще он заметил голубые глаза, хотя кожа была коричневой. Отец тоже обратил на это внимание.

– Посмотри на ее глаза, Фрэнк. Это значит, что в ней откуда-то есть примесь белой крови. Так иногда бывает. Могаук? – обратился он к девочке.

Она показала жестом, что нет.

– Ленапе, – тихо сказала она.

– Фрэнк, ты знаешь, кто такие ленапе? – спросил отец. – Так зовутся индейцы, которые жили вокруг Манхэттена. Сейчас их почти не видно. Остатки разбрелись, влились в племена покрупнее, ушли на запад. В Огайо их, по-моему, остались считаные единицы. Но одна группа сохранилась целиком и обосновалась на дальнем берегу озера Эри. Они называют себя кланом Черепахи. Их мало, и они никому не мешают. Держатся особняком.