Эдвард Резерфорд - Нью-Йорк

Сальваторе и дядя Луиджи наблюдали за шествием по Пятой авеню. Когда серпантин и конфетти дождем посыпались с неба, толпа взревела. Дядя Луиджи был крайне возбужден.

– Ты знаешь, когда состоялось первое такое шествие? – прокричал он Сальваторе.

– Нет, – откликнулся тот, – но ты мне, конечно, скажешь.

– В тысяча восемьсот восемьдесят шестом, в честь Статуи Свободы. Понимаешь? Франция подарила статую, Линдберг совершил первый полет до Парижа, и мы воздаем ему те же почести.

– Уловил. Vive la France! [72] Да здравствует Франция! ( фр .)

– Esattamente! [73] Точно ( ит .).

По пути к дому Сальваторе с любовью посматривал на дядю. Тому уже было за шестьдесят, но он относился к миру с теми же любопытством и живостью, что и в тридцать. «Живи вечно, – подумал Сальваторе, – мне будет тебя не хватать».

– Ты просто молодец, что так отнесся к Анджело, – заметил дядя Луиджи. – Я бы, наверное, не смог.

– Ничего особенного, – ответил Сальваторе. И да, это было не так уж трудно.

Отчасти, нужно признать: это повысило его собственный авторитет в семье и произвело неизгладимое впечатление на всех присутствующих на свадьбе гостей. К тому же он не сомневался, что Паоло на то и рассчитывал: он должен поделиться с Анджело. Была и другая мысль.

– Этого хотела бы Анна, – сказал Сальваторе.

В каком-то смысле он обрел свободу.

В середине сентября дядя Луиджи пошел проведать своего брокера. Обычно ему нравились эти визиты. Двадцать лет назад он подслушал в ресторане один разговор. Он всегда прислушивался, когда заходили дельцы с Уолл-стрит, а они временами заглядывали, так как слава о его первоклассной, домашней итальянской кухне разошлась широко. Дядя Луиджи узнал много важного. Брокерская фирма, о которой шла речь, была, как он услышал, очень солидной, ее услугами пользовались важные шишки с Уолл-стрит, но в ней принимали и мелкие вклады, а ко всем клиентам относились почти с одинаковым уважением.

Раз в год Луиджи приходил в офис фирмы. Он с удовольствием входил через красивую парадную дверь в помещение, где за столами корпели над документами клерки. Он с удовольствием садился в большое кожаное кресло в кабинете, стены которого были обшиты панелями, и обсуждал с почтительным старшим клерком состояние своих дел.

– Я все подумываю, не продать ли свои бумаги, – сообщил ему дядя Луиджи.

– С чего бы вдруг? – Клерк был мелким, юрким человечком за сорок.

– Рынок чуток упал.

– Его немного выдоили [74] Стратегия выдаивания рынка – краткосрочная рыночная стратегия, направленная на получение максимально возможной прибыли от продажи товара в минимально короткий промежуток времени без учета долгосрочных возможностей продаж. , но нас это не удивляет.

– Бесконечный рост невозможен, – напомнил дядя Луиджи. – Посмотрите на недвижимость.

Действительно, начиная с 1925 года, вопреки удивительному буму на Фондовой бирже, общая стоимость домов в Америке неуклонно снижалась. Но клерк только пожал плечами.

– Недвижимость – одно дело, а рынок – другое. Фактом остается то, что за последние шесть лет он вырос в пять раз. Третьего числа сего месяца Доу-Джонс составил триста восемьдесят один. Это, знаете ли, исторический рекорд.

– Отчасти именно это меня и беспокоит, – сказал Луиджи. – Средняя цена акций превышает их доходность уже больше чем в тридцать два раза.

Клерк улыбнулся, показывая, что впечатлен такими познаниями маленького итальянца.

– Мы тоже считаем, что в будущем доходы станут не столь внушительными, однако мы не видим никаких причин для обвала рынка. Мы полагаем, что он перешел на более высокий уровень и стабилизировался. И я уверяю вас, инвестиции не прекращаются.

Дядя Луиджи задумчиво кивнул. Брокер сказал правду. Рынок по-прежнему насыщали деньгами, но вкладчиков к этому побуждали. Год назад этот верткий человечек вежливо уведомил его: «Сэр, мы сотрудничаем уже много лет, и ваши вложения превосходно обеспечены. Мы будем рады ссудить дополнительные средства, если вам угодно пополнить портфель ваших ценных бумаг». Луиджи отверг предложение, но задался вопросом, сколько одолженных денег уже гуляет на Фондовой бирже. Чем больше заем, тем сильнее напоминает предприятие мыльный пузырь.

– Значит, вы советуете придержать акции? – спросил он после паузы.

– Мы ожидаем скорого оживления рынка. Мне будет очень обидно, если вы окажетесь в стороне, – улыбнулся клерк. – Поверьте, я и сам покупаю.

Этим вечером Роуз Мастер приняла очень важное решение. Оно далось нелегко, и она обдумывала его довольно долго. Она полагала, что оно может сказаться на будущем благополучии и положении близких сильнее, чем им кажется. Муж и сын были каждый по-своему умны, но она считала себя более прозорливой.

Дело было в ньюпортском коттедже.

Вечером Чарли пришел на обед. Летом сын весьма ощутимо ее задел. За весь сезон он только однажды появился в Ньюпорте – несомненно, стараниями отца, который уговорил его приехать хотя бы разок, чтобы сделать приятное матери. Разумеется, он очаровал всех. Но ей от этого лучше не стало.

Она все больше о нем беспокоилось. Ему было почти тридцать, и он по-прежнему жил в Гринвич-Виллидже на Даунинг-стрит, хотя она не могла постичь, кому там может понравиться. Он притворялся, будто работает на отца, а последним, что она слышала, был слух, что он пишет пьесу. Она не знала, с какими женщинами он общается, и не желала знать. Судя по животу, он пренебрегал гимнастикой и слишком много пил. Настало время опомниться. Да и жениться. В конце концов, зачем рвать жилы для семьи, если никто не продолжит твое дело?

В общем, Роуз находилась в расстроенных чувствах и полагала, что должна высказаться начистоту. Но Уильям предостерег ее:

– Я понимаю, что он тебя огорчает, но не вздумай с ним ссориться. Этим ты его только оттолкнешь.

И вот нынче вечером, когда Чарли пришел на обед, она деликатно посоветовала ему следить за здоровьем, но тем и ограничилась.

Они поговорили обо всем подряд. Чарли поделился забавными историями о знакомых драматургах, и Роуз сделала вид, что ей смешно. Она спросила о его мнении насчет косметического ремонта в ньюпортском доме, и он прикинулся, что ему это небезразлично. Затем все вместе обсудили положение на Фондовой бирже. Роуз знала, что кое-кто находил курс излишне высоким, и вспомнила кошмар 1907 года. Но муж, похоже, ничуть не тревожился. Он заверил ее, что нынешняя ситуация разительно отличается от прошлой.

– Кстати! – сказал Чарли отцу. – Ты знаешь, у нас появился новый биржевой конкурент, прямо через улицу от наших контор? – Он оскалился в улыбке. – Ни за что не догадаешься, кто это. Мальчишка, чистильщик обуви.