Эдвард Резерфорд - Нью-Йорк

Но потом Уильяма вызвали на собрание, проходившее на Сорок второй улице, и он взял такси. А после пешком пошел к Лексингтон-авеню, чтобы немного размяться. На ходу он задрал голову, глядя на высоченный угловой небоскреб. Затем остановился и всмотрелся. У него отвисла челюсть.

– Боже, – произнес Уильям Мастер.

Надо отдать должное Уолтеру Крайслеру: у него был стиль. Когда автопромышленник изучил проект здания, ныне носящего его имя, он настоял на дерзком дизайне ар-деко, включающем в себя изображения колес, радиаторных крышек и прочей всячины. Верхушка здания, которую сейчас достраивали, состояла из сужающихся и возносящихся кверху арок, и все арки будут одеты в нержавеющую сталь. Здание обещало быть в высшей степени элегантным, не имеющим аналогов в мире.

И еще высота. Самым высоким сооружением в мире была, конечно, парижская Эйфелева башня. Но лихие ньюйоркцы наступали на пятки. Банкир по имени Орстром строил по адресу: Уолл-стрит, дом 40, грандиозную башню, намереваясь посостязаться с Крайслером. Говорили, что его постройка, даже если будет менее элегантной, окажется выше и вознесется над всеми городскими небоскребами. Претендовало на корону и третье здание – на Тридцать четвертой улице, но его еще не начали строить.

В недосягаемой вышине виднелся балочный каркас еще не облицованных арок, сооруженный на самом верху Крайслер-билдинга.

Но Уильям Мастер заметил, что происходит нечто экстраординарное. На самой верхотуре, из ее центра, вдруг начал выползать металлический башенный остов. Он поднимался фут за футом, как будто раскрывался узкий телескоп. Десять футов, двадцать, тридцать. Он, верно, скрывался внутри основного массива и теперь выдвигался с помощью какого-то механизма. Он целился в облака и вот уже поднялся на сорок, пятьдесят футов. Шпиль был увенчан звездно-полосатым флагом, развевавшемся на ветру. Уильям в жизни не видел ничего подобного. Еще страннее было то, что никто из многочисленных прохожих не обращал на это внимания.

Насколько высоко он поднимется? Уильяму не хватало воображения. По небу неслись облака – бог знает, какой там ветрина, – но исполинский шпиль не останавливался. Сто футов, сто двадцать, сто пятьдесят, все выше и выше!

Когда он наконец остановился, Уильям прикинул и решил, что к зданию добавилось не менее двухсот футов. У подножия, как муравьи, засновали клепальщики, фиксируя колоссальный шпиль.

И вот Уильям увидел крохотную фигурку, взбирающуюся по узкому каркасу. Она добралась до самого флага, реявшего на полпути к небесам. Зачем?.. Чтобы проверить отвесом, прямо ли стоит небоскреб. Вскоре строитель спустился, удовлетворенный результатом.

Околдованный Мастер продолжил смотреть и, только взглянув на часы, обнаружил, что шея до того затекла, что он едва может нагнуть голову. Тут он понял, что проглазел на здание почти полтора часа.

Не беда. Он видел, как творится история. Прибегнув к этому блестящему замыслу, хитрый Крайслер нарастил здание на добрых двести футов и застал врасплох, обскакал своих конкурентов. Мастер точно не знал, но почти не сомневался, что Крайслер-билдинг только что обогнал по высоте саму Эйфелеву башню.

Так и должно быть! Нью-Йорк – центр мира. Рынок воспарял. Небоскребы тоже воспаряли. Это был дух эпохи.

Безбожно опоздав, но совершенно о том не горюя, он остановил такси и в бодром расположении духа поехал в контору.

У входа ему встретился старикашка, который как раз выходил. Лет за шестьдесят, по виду – итальянец. Мастер призывал своих служащих не пренебрегать мелкими вкладчиками. «Не забывайте, что они – будущее Америки», – говаривал он. Поэтому он, войдя внутрь, спросил у старшего клерка, кто это был такой.

– Итальянец, сэр. Сотрудничает с нами много лет. Поистине примечательная личность – работает в Маленькой Италии официантом, а счет у него очень приличный.

– Сколько же там?

– Около семидесяти тысяч долларов. К сожалению, он только что продал все свои акции. Мы выдали ему его капиталы.

– Все продал?

– Я попробовал убедить его не делать этого, но в понедельник он пришел и заявил, что не хочет испытывать судьбу, – улыбнулся клерк. – Сказал, что ему было знамение от святого Антония.

– Неужели? По-моему, он ошибся, – усмехнулся Уильям. – Но он, наверное, не знал, что Бог общается только с Морганами.

– Да, сэр. Хотя если честно, то рынок, пока вас не было, немного просел.

Начало великой катастрофы 1929 года обычно называют «черным четвергом», который наступил 24 октября. Это неверно. Все началось в среду; в тот самый день, когда Крайслер-билдинг стал высочайшим зданием в мире, акции резко упали на 4,6 процента. Странное дело: фокус Уолтера Крайслера остался почти незамеченным, но падение курса акций не укрылось ни от кого.

Утром в четверг Уильям Мастер пришел на Фондовую биржу к самому открытию. Атмосфера была наэлектризована. Взглянув на галерею для посетителей, он обнаружил лицо, которое показалось ему знакомым.

– Это Уинстон Черчилль, британский политик, – бросил один из трейдеров. – Хорошенький он выбрал денек!

Это уж точно. Когда начались торги, Мастер пришел в ужас. Рынок не просто падал – валился в панике. К исходу первого часа зазвучали вопли отчаяния, сменившиеся горестным воем. Те, кто требовал дополнительного обеспечения, терпели крах. Продавцы пару раз выкрикнули цены и не нашли ни единого покупателя. К полудню Мастер прикинул, что рынок скоро обвалится почти на 10 процентов. Страдальческий гомон стал невыносимым, и он вышел вон.

На улице творилось нечто необычайное. На ступенях Федерал-Холла собралась толпа потрясенных людей. Он увидел, как какой-то малый вышел из здания биржи и разрыдался. Мимо прошел старый маклер, знакомый Уильяма, который покачал головой:

– С тысяча девятьсот седьмого года не припомню ничего подобного…

Но в 1907 году еще был жив старик Пирпонт Морган, который спас положение. Может быть, вмешается и его сын Джек? Но Джек Морган находился по другую сторону Атлантики, в Англии, где проводил охотничий сезон. Его замещал старший партнер Моргана – утонченный Томас Ламонт.

В этот момент группа мужчин, как по наитию, поднялась на крыльцо здания под номером 23 по Уолл-стрит – дома Моргана. Уильям моментально узнал директоров крупнейших банков. Сумеют ли они остановить падение?

Казалось, что да. В час тридцать того же дня Ричард Уитни, президент Фондовой биржи и маклер Моргана, невозмутимо вышел из дома 23, вошел в здание биржи и начал покупать. Большие деньги, дорогие акции, цена намного выше запрошенной. Банки выделили ему двести сорок миллионов на случай нужды, но он использовал только часть. Со вздохом великого облегчения рынок начал успокаиваться.