Лаура Дейв - Давай отпразднуем развод

– О чем?

– Я имела право знать. Знать, что мужчина, за которого я выхожу замуж, уже был женат. Знать, почему ваши отношения не сложились. Боже ты мой, неужели для тебя это неважно? Я имела право знать о тебе больше, чем посторонний человек.

– Ты знаешь.

Знаю? Мэгги не понимает, верить ли его словам.

Знаешь ли ты кого-то от и до? Важно ли, что прошлое скрыто? Важно ли, что человек не станет таким, каким ты его себе представлял?

Мэгги хочет уйти, идет к машине. Она не может ни о чем думать, пока не уйдет куда-нибудь подальше. Пока не сможет не видеть Нейта, унять чувства и думать лишь о том, что должна запомнить.

– Не думаю, что она когда-либо меня любила.

Мэгги оборачивается, как только слышит, как гнев в голосе Нейта сменился на более резкий тон.

– Прости?

– Мы познакомились, и все произошло очень быстро. Познакомились за две недели до моего выпусного и через шесть недель поженились. Никого похожего на нее я не встречал. Такая уверенная в себе, такая бесстрашная. Она всегда точно знала, чего хочет. Всегда точно понимала свои эмоции.

Нейт замолчал.

– Опасная причина любить человека.

– Почему?

– Потому что тебе хочется быть таким же.

Мэгги молча смотрит на Нейта. В его глазах она видит, насколько ему сложно было все это сказать ей и самому себе. И понимает, что меньше всего он хочет продолжать разговор:

– Уверен, она бы сказала, что любит меня. Но меня не покидает мысль, что Райан была со мной только ради благ. Ей требовалась помощь в создании общего ресторана и условий жизни, о которых она мечтала. Как только ей больше не понадобилась моя помощь, я стал не нужен. Я говорю не только о деньгах или о чем-то таком. Она нуждалась в зрителях, и лучше меня ей было не найти. После нашего расставания мне понадобилось очень много времени для осознания того, что я кому-то нужен.

– И что? – Сердце Мэгги бешено бьется: она знает теперь то, чего так боялась. – Ты поэтому меня выбрал?

– О чем ты?

– Я противоположность. «Хаус», Райан, твоя прошлая жизнь, ресторан – все это выглядит и воспринимается по-другому. Ты сам только что это сказал, а я увидела своими глазами. Райан полная противоположность мне, ее внешность, манеры. И сейчас я не знаю, выбрал ли ты на самом деле меня или просто выбрал противоположность человеку, с которым у тебя ничего не получилось.

– Я выбираю тебя.

Но она больше не слушает. Сейчас она даже не уверена, что знает, как это делать. Она знает, как плакать. Мэгги плачет. Она никогда в жизни так не плакала. Она не может остановиться. Мэгги придется сказать то, что, как ей кажется, полностью изменит их отношения:

– Самое ужасное, что мне всегда было очень трудно в чем-то сознаваться. И ты это знаешь. Знаешь, что я от всех в жизни убегала. Но после нашей встречи я подумала, что дело не во мне. Я просто встретила подходящего человека. Я бы поняла, как оставаться спокойной, быть хорошим партнером, другом, счастливым человеком. – Она замолкает и сглатывает. – И только сейчас я понимаю, что наши отношения – самый яркий пример того, что обязательства не для меня и глубоко в душе я не готова к настоящим серьезным отношениям.

– Почему?

– Потому что с тобой никакого риска нет, – говорит Мэгги. – Ты первым собирался убежать.

– Я здесь.

– В том-то все и дело, Нейт. Почему мне нужно объяснять? Если ты не был со мной честен, ты никогда и не начинал со мной отношения, – говорит Мэгги.

Она собирается уйти, а Нейт стоит на месте, но его голос заставляет ее остановиться:

– Теперь у тебя есть эта возможность, Мэгги. Уйти.

– Думаешь, я ее искала? – спрашивает она.

– Думаешь, ты ею не воспользуешься? – отвечает он.

Затем Нейт замолкает, и в тишине Мэгги вместе с болью и грустью испытывает какое-то освобождение в груди – похоже, облегчение. Она может идти. Мэгги оглядывается на ресторан. Наблюдает за очертаниями горизонта к северо-востоку от Монток-пойнт, за утесами и скалами, которые едва видны из-за тумана.

Она наблюдает, пока их еще видно. Очертания дома. Там ее кошелек, вещи, то, что помогло бы ей отсюда убежать. Мэгги уходит.

Если окончание чего-то заставляет думать о его начале, тогда можно понять, почему Гвин стоит под душем и думает о дне свадьбы. 23 сентября 1972 года: никакого памятного фотоальбома, никакого объявления в «Нью-Йорк таймс». Они отказались от пышного бракосочетания и сопровождающей его шумихи. Отчасти Гвин было все равно, отчасти ей казалось, что такая церемония может принести неудачу. Не нужно делать слишком много шума из того, что посчастливилось найти. На свадьбе присутствовали лишь несколько человек: родители и сестры. Все стояли на скале. И смотрели вниз на океан. Все утро Гвин готовилась к свадьбе, а потом спустилась вниз в сад. Она надела желтое хлопчатобумажное платье, которое купила в городе за шестьдесят пять долларов. Томас стоял босиком, на нем были льняные брюки и широкая белая рубашка, застегивающаяся на все пуговицы. Их венчал ее отец, упомянув Бога только в конце речи. Они уступили. Уступил и отец: вся церемония длилась пятнадцать минут. Затем долго гуляли по пляжу и на обратном пути зашли в кафешку на Олд-Монток-хайвей, чтобы поесть чизбургеров.

Свадебный банкет состоял из чизбургеров, острой жареной картошки, кока-колы и шоколадного печенья.

Гвин выходит из душа и начинает вытираться. Она поднимает витражное окно и высовывает из окна руку. На улице сыро. Скоро пойдет дождь. Скоро будет дождь, и, судя по замысловатым цветам на небе, гораздо сильнее, чем передавали по радио. Она все еще может переиграть и провести прием в доме, но ей этого не хочется. Даже если шатер упадет. Даже если он упадет на всех гостей. Что-то мешает ей провести прием в доме, но Гвин не может понять, что именно. В любом случае неважно. Ей не нужны причины. Если кому-то будет некомфортно и холодно, может пойти домой. Сегодняшний вечер для нее, только для нее. И Гвин будет действовать так, словно это правда. Она будет постоянно повторять себе, что это правда, пока сама не поверит.

По пути в спальню она слышит, что там кто-то есть, и надеется встретить там Томаса. Много лет они, уже полностью одетые, всегда, перед любой вечеринкой, даже в собственном доме, немного лежали на кровати. В прошлом году Гвин впервые поняла, что правда теряет Томаса, это был знак. Он все еще ходил с ней в гости, на свадьбы и другие обязательные встречи, но больше не заходил в спальню, не вел с ней задушевных бесед шепотом на подушках, которые всегда ей нравились. Гвин кажется, Томасу это просто напоминало, что раньше каждой ночью они оставались наедине. Только вдвоем. Для них это было важнее всего.